Авраамические религии: опыт компаративного анализа

Введение диссертации2022 год, автореферат по культурологии, рашковский, борис евгеньевич

Традиция научного изучения проблемы «выбора веры» одновременно необычайно продолжительна и крайне неразвита. Продолжительна, ибо ни одно исследование по истории культуры средневекового мира не обходится без внимания к проблемам религиозности и распространения тех или иных религий, как не обходится без них ни одно исследование по раннесредневековой истории тех или иных регионов, стран или народов в рамках национальных историографий.

Феномен «выбора веры» в наиболее общем смысле может быть определен как результат репрезентации в исторических источниках глобально-исторического процесса распространения религиозных идей и традиций, выработанных культурами и цивилизациями Древнего Востока и Античного Средиземноморья за пределами их первоначального ареала.

Масштаб связанных с ним исторических, филологических, культурологических, религиоведческих и иных проблем гуманитаристики поистине неисчерпаем и потому данная диссертация посвящена лишь одному из множества его аспектов — исследованию восприятия обращения правящей верхушки Хазарского Каганата в иудаизм в средневековых еврейских источниках.

Обращение к этой тематике представляется необходимым, во-первых, благодаря огромному значению исследований источников по истории хазар для изучения древнейшего периода отечественной истории. Во-вторых, еврейские источники о хазарах в силу целого ряда причин оказываются наиболее удобным материалом для сравнительного исследования феномена «выбора веры» в целом ряде культур не только Восточной Европы, но и всего Евразийского пространства.

Интерес к Хазарскому каганату со стороны научного сообщества сохраняется уже около двух столетий, и обусловлен он тремя главными причинами. Во-первых, тем, что именно с ним связан первый успешный опыт продолжительной государственной организации степных и лесостепных областей юга Восточной Европы.

В этом отношении Хазария непосредственно предшествовала Древней Руси. Во-вторых, хазары и племена, входившие в состав Хазарского Каганата или зависимые от него, участвовали в этногенезе ряда современных народов Центральной и Восточной Европы (в особенности — венгров и болгар).

В-третьих, на протяжении примерно половины истории Хазарского Государства (с начала IX по середину X вв.) религией его правящей верхушки был иудаизм. Хазарское «обращение» стало для средневекового еврейства одним из важнейших «мест памяти», а для формировавшейся в XIX в. историографии восточноевропейских евреев — одним из важнейших событий, стоящих в начале его национальной истории1.

Этот интерес, поддерживается на высоком уровне и ныне. Лучшее доказательство тому — ряд диссертаций, защищенных в России по хазарской тематике в течении последних двух десятилетий2. За это время вышел целый ряд значительных обобщающих научных трудов по хазарским исследованиям, а также стал выходить харьковский «Хазарский альманах» -уникальное в своем роде продолжающееся научное издание по хазароведению.

1 Представление о Хазарском Государстве как об опыте территориально-политической эмансипации части еврейства или же его независимого политического существования в условиях диаспоры успешно актуализировалось в маскильской и сионистской историографии. Об этом, см., например: Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М. 1990. С. 48; 52 — 53.

2 Среди них особо следует выделить вышедшие отдельной монографий труды Э.Д. Ващенко «Хазарская проблема» в отечественной историографии XVIII — XX вв. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2006 и В.Н. Чхаидзе Таматарха. Раннесредневековый город на Таманском полуострове. М.: ТАУС, 2008. о хазарского иудаизма .

В постсоветскую эпоху в российской историографии стала возможной неидеологическая оценка взаимодействия хазар, восточных славян и Древней Руси. Появились и институциональные возможности для проведения совместных междисциплинарных исследований специалистами из России, Израиля, Украины и США.

Данное диссертационное исследование основано на материалах письменных источников, что также требует небольшого комментария. Действительно, перспективы обнаружения новых письменных источников по событийной истории Хазарии невелики. Однако полностью отрицать возможность прогресса в изучении ранее известных источников так, как это сделал в одной из своих последних работ выдающийся российский востоковед А.П.

Новосельцев4, мне представляется несколько преждевременным. Причина в том, что прогресс в гуманитарном (историческом, филологическом, религиоведческом, культурологическом и ином) познании состоит не только в увеличении числа и объема письменных источников по истории культуры, но и в совершенствовании исследовательского инструментария, формулировке новых вопросов, с которыми исследователь обращается к текстам той или иной культуры.

, Кроме того, в изучении, например, еврейских источников по истории хазар все еще остается много достаточно спорных и вызывающих научную полемику вопросов. Таким образом, цель прибавления нового знания при изучении письменных еврейских источников по истории хазар достигается при условии, что цель такого исследования состоит в реконструкции не истории хазар или хазарского иудаизма5, а образа Хазарии в средневековом еврейской сознании.

Нельзя сказать, что представление о важности написания истории «хазарского обращения в иудаизм» в еврейских источниках не было бы

3 Об этом подробнее см. первую главу.

4 Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Западной Евразии // Славяне и их соседи. Вып. 10. М, 2001. С. 72.

5 Наиболее важные проблемы этих исследований, тем не менее, рассматриваются в работе, ибо они имеют самое прямое отношение к вопросам интепретации еврейских письменных источников. распространено в еврейской историографии. Наличию таких взглядов способствовал постоянный интерес еврейских историков к проблеме существования автономных или полностью независимых еврейских политый за пределами Страны Израиля, имевший мощные апологетические и национально-романтические истоки.

Еврейские историки часто были убеждены, что существование государства, где приверженцам иудаизма гипотетически принадлежала политическая власть над иноверцами, должно было представлять особенный интерес для их предков. Так что попытки написания истории восприятия Хазарии и хазарского прозелитизма в еврейских источниках предпринимались и ранее6.

Тем не менее, все эти попытки грешат различными методологическими или фактологическими изъянами. Так, исследование А .Я. Гаркави, блестящее по меркам середины позапрошлого века, отражает тогдашний уровень источниковедческих знаний по данной проблеме.

Авторы более поздних исследований, мало известные в англоязычной и совсем не известные в русскоязычной историографии, почти всегда рассматривали ивритоязычные источники вне связи с источниками на арабском или иудео-арабском языках. В результате сложилась довольно своеобразная ситуация: то обстоятельство, что наиболее известные в еврейском мире общинные лидеры и теологи использовали образы, связанные с Хазарским Государством, в сочинениях, рассчитанных на максимально широкий круг читателей, хорошо известно историкам еврейской религии и литературы, но оно остается все еще неизвестным для специалистов-хазароведов.

Кроме того, хазарская проблематика дает достаточно поводов для обращения к ней в рамках различных культурологических или историко

6 Гаркави А.Я. Сказания еврейских писателей о хазарах и хазарском государстве, СПб., 1874. Landau М. Нынешнее состояние хазарской проблемы (иврит) // Zion, 1942. Р. 94 — 106., Landau М. Beiträge zum Chazarenproblem. Breslau, 1936., Zohori M. Хазары и их обращение в иудаизм в средневековой еврейской историографии (иврит)

Jerusalem, 2002. антропологических исследований7. Именно они могут помочь выйти из методологического тупика, в который исследователей приводит представление об исчерпанности информационного потенциала письменных источников. Письменные источники по истории Хазарии могут быть и должны быть использованы для изучения сознания их создателей.

И даже более того, изучение восприятия Хазарии в околонаучной, публицистической, национал-романтической литературе последних полутора столетий8 имеет не только просветительское значение, но и общенаучное значение. Изучение восприятия Хазарии и хазар в различных культурах открывает новые области для исследования важных проблем всемирной истории, поиск решения которых может осуществляться в рамках таких значимых для современной гуманитаристики проблемных полей, как «история исторической памяти» или «история ментальностей».

Нынешний рост интереса к хазарской проблематике, связанный во многом с кризисом традиционной этно-национальной и этнокультурной идентичности, характерным для культуры пост-советского периода и затронувшим все слои российского общества, далеко не случаен.

Сама образность, а также целый ряд культурных и религиозных символов, «вчитываемых» современным потребителем национально-патриотических опусов, легко находят свои параллели при обсуждении проблем связанных с историей Хазарии. Литература такого рода является своеобразной попыткой «маленького человека» отрефлектировать в доступных для себя категориях сложнейшие проблемы истории Средневековой Евразии, в особенности

7 См.: Степанов Ц. Александър Македонски, Кавказ и проблемы за границата: осмнсляне на пространството на цивилизацията сред волжките и дунавските българи // Хазарский Альманах. Т. 1. Харьков, 2002. С. 131 — 139., Степанов Ц. Развитие концепции сакрального царя у хазар и болгар эпохи раннего Средневековья // Хазары.

Jews and Slavs. Vol. 16. С. 317 — 325. Frazer J.G. The killing of Khazar king // Folklore (28) 1917. P. 382-407. Petrukhin V. A note on the Sacral Status of Khazarian Khagan: Tradition and reality // Monotheistic Kingship. The medieval variants. Budapest, 2004. P. 269-275.

8 Кизилов M., Михайлова Д. Хазары и хазарский каганат в европейских националистических идеологиях и политически ориентированной научно-исследовательской литературе. Хазарский альманах Т. 3. Харьков, 2004. С. 34 — 62., Шапира Д. Йицхак Сангари, Сангарит, Бецалель Штерн и Авраам Фиркович: история двух поддельных надписей // Параллели.

Русско-еврейский историко-литературный и библиографический альманах. M, 2003. С. 363-389., Шнирельман В.А. «Свирепые хазары» и российские писатели: История взаимоотношений. Заметки о «народном хазароведении») // Хазары. Jews and Slavs. Vol. 16. С. 289 — 309.

, Шнирельман В.А. Хазария в зеркале националистического дискурса: истоки символической конфронтации // Хазары: миф и история. М.; Иерусалим: Мосты Культуры/Гешарим, 2022. С. 316 — 332. такие, как роль взаимодействия трех монотеистических религий в становлении его собственной культуры и восприятии им его собственной идентичности.

Причем особенно остро и болезненно воспринимается этот вопрос в пограничных регионах Европы, таких как Пиренеи, Балканы, Кавказ и Восточно-славянские земли, в истории которых взаимоотношения этих религий переплетены теснее и трагичнее, чем где-либо.

Такова степень актуальности проблем, связанных с историей хазар для современной культуры. Научная же актуальность данного исследования, состоит в том, что дальнейший прогресс в изучении письменных источников по истории иудаизма у хазар и хазарского «выбора веры» возможен только при условии разработки новых подходов к исследованию имеющихся в распоряжении ученых текстов на иврите, арабском и иудео-арабском языках10.

Новизна исследования состоит в широком междисциплинарном подходе к еврейским источникам по истории хазар в их историко-культурном контексте, рассмотрении их в качестве самостоятельного объекта исследования. Причем, речь идет не об исследовании по текстологии этих документов или истории Хазарского Государства, но и по истории еврейской религиозно-философской и исторической мысли.

Таким образом, предметом исследования является восприятие хазар и хазарского прозелитизма в средневековой еврейской литературе. Такое определение предмета и объекта исследования позволяет также по новому взглянуть на некоторые, довольно давно известные проблемы критики еврейских средневековых источников о хазарах, а также предложить и обосновать новые варианты решения старых

9 Для темы данного исследования небезынтересно то обстоятельство, что прообразами «Хазарского словаря» М. Павича послужили первая европейская публикация «Еврейско-хазарской переписки» Буксторфом (Базель, 1660) и монография П. Голдена «Khazar Studies» (Будапешт, 1980).

10 Разговорный и литературный язык евреев стран Ближнего Востока, начиная от эпохи раннего средневековья и до середины XX в. проблем. В частности, с помощью этих новых подходов в исследовании окончательно разрешается вопрос об отношении к проблеме поиска Десяти Колен в еврейских источниках о хазарах (в первую очередь в письмах Хасдая ибн Шапрута и публикациях Исаака Акриша)11.

Цель исследования состоит в том, чтобы реконструировать образ хазар и Хазарского Государства в текстах еврейской средневековой культуры, проследить, как и почему изменялось отношение тех или иных авторов к хазарам, «выбору веры» и еврейскому прозелитизму в Хазарии.

В ходе моего исследовании решаются следующие задачи:

— разрешение вопросов об особенностях отношения к проблеме «выбора веры» в средневековых еврейских источниках по сравнению с текстами иных культур средневековой Евразии.

— разрешение вопроса о характере взаимосвязи между еврейскими эсхатологическими представления о Десяти Коленах и восприятием Хазарского Государства в средневековых еврейских источниках.

— разрешение вопроса о сохранении памяти о хазарах и иудаизации их правящей элиты в еврейских средневековых источниках.

Структура исследования. Работа состоит из Введения, Заключения, четырех глав и двух Приложений. Задачи, поставленные во Введении, решаются в четырех главах работы.

Первая глава посвящена феномену хазарского иудаизма в свете письменных и археологических источников. В ней подводится итог новейшим исследованиям по истории иудаизма в Юго-Восточной Европе в позднеантичный и раннесредневековый период. Обращение к данной тематике представляется необходимым, так как, хотя в целом работа посвящена поиску новых подходов к интерпретации письменных источников по истории восприятия Хазарии и хазар, в ней невозможно полностью абстрагироваться от данных археологии и от общих теоретических концепций истории Каганата и иудейской религии в нем.

11 Об этих источниках см. подробнее соответствующий отдел настоящего введения.

Во второй главе речь идет о месте хазарского «выбора веры» в средневековой апологетике иудаизма. Сначала «выбор веры» в Хазарии рассматривается в широком историко-культурном контексте и сравнивается с аналогичными явлениями в истории целого ряда средневековых культур: византийской, древнерусской, арабо-исламской, в некоторых культурах Кавказа и Закавказья.

Исторический феномен «выбора веры», хотя и является во многом универсальным для большинства средневековых культур Евразии, рассматривается на примере небольшого числа из них, пространственно и хронологически близких Хазарии. Далее речь идет о различиях в способе защиты иудаизма в наиболее ранних еврейско-хазарских источниках X в. и в последующей традиции.

В третьей главе рассматривается проблема эсхатологических мотивов в восприятии Хазарии в средневековых еврейских источниках, а также вопрос о связи с аналогичным восприятием Десяти Колен в еврейской культуре. Анализируется проблема отношения Хасдая ибн Шапрута к Хазарскому Государству. Этот анализ подводит итог полуторавековой полемике о том, считал ли Хасдай Хазарию страной Десяти Колен.

В четвертой главе пойдет речь о механизмах сохранения исторической памяти о Хазарии и о хазарском «выборе веры» в средневековых еврейских источниках с X по XVI вв. Особое внимание при этом уделяется проблемам отношения еврейских средневековых историков к вопросам историчности Хазарского Государства.

В Заключении подводится итог исследованию и формулируются его основные выводы.

В Первом Приложении к тексту диссертации публикуются посвященные хазарам фрагменты из средневековых еврейских источников на языках оригиналов (иудео-арабском и иврите), сопровождаемые их русским переводом. Для публикации отобраны как фрагменты, вводимые в научный оборот впервые, так и опубликованные в предшествующей литературе без соблюдения принятых археографических правил (ссылок на единицы хранения).

Выдержки из переводов текстов средневековых еврейских источников о хазарах приводятся и в главах работы. В приложениях они даны в более полном виде или же сопровождаются более подробным комментарием. Наконец, в приложениях помещены выдержки из ряда текстов не относящихся, впрямую к истории развития еврейской средневековой традиции о хазарах, но дающих представление об особенностях развития сюжета «выбора веры».

Второе приложение представляет собой сводную синхронистическую таблицу всех известных в еврейской религиозной литературе упоминаний о хазарах. В нее включены сведения о всех письменных еврейских источниках IX — XVI вв., упоминающих о хазарах, и о наиболее значительных подобных им памятниках XVII — XIX вв.

В своих теоретических и методологических основах данное V исследование является междисциплинарным, осуществляемым на стыке религиоведения и целого ряда дисциплин исторической науки. Дисциплины эти преимущественно востоковедные и самые главные из них -хазароведение и иудаика.

Хазароведение также является междисциплинарным исследовательским полем, сложившимся и существующем на грани целого ряда дисциплин: тюркологии, номадологии, кавказоведения, византиноведения, славяноведения, арабистики, иранистики и гебраистики. Огромную роль в хазароведческих исследованиях играет археологическое изучение памятников Хазарского Каганата и его

12 Исключением из этого правила явлется приложение №5 к главе 3. Оригинальный текст, приводимый в нем необыкновенно важен для сравнения с текстами, приводимыми ниже. государственной» Салтово-Маяцкой культуры. Знание этих реалий также необходимо для адекватной интерпретации письменных источников.

Поскольку цель данной работы состоит в реконструкции образа Хазарии и хазар в средневековых еврейских письменных источниках, первой и самой главной из дисциплин, методы которой активно используются в ней, является источниковедение восточных (в первую очередь, арабских, но наряду с ними также средневековых персидских и еврейских) источников по истории Восточной Европы.

— 1908), И.Ю. Крачковский (1883 — 1951), Б.Н. Заходер (1898 — 1960), И.П. Петрушевский (1898 — 1977), А.П. Новосельцев (1933 — 1935), Т.М. Калинина, И.Г. Коновалова, Д. Е.Мишин, гебраистов — Д.А. Хвольсона (1819

— 1911), А.Я. Гаркави (1835 — 1919), П.К. Коковцова (1861 — 1942). Из крупных зарубежных исследователей, чьи труды по изучении Хазарии и хазар примыкают к этому направлению, без сомнения, стоит назвать А. Поляка (1910 — 1970), В.Ф. Минорского (1877 — 1966) Д.М.

Данлопа, (1909 -1987), Ш.Д. Гойтейна (1900 — 1985), Э. Аштора (1914 — 1984), Ц. Анкори. Хазарская проблематика была и остается сюжетом постоянных историко-текстологических и лигвистических штудий тюркологов: П. Голдена и Д. Шапира. Важнейшим достижением этого научного направления является признание необходимости углубленного текстологического источниковедческого поиска как необходимейшего условия, (а по существу и настоящей основы), любого теоретического познания в гуманитарных науках, включая и теорию и историю культуры.

Кроме того, я опираюсь на идеи теоретической школы источниковедения в российской науке, связанные с особым пониманием

13 Термин, предложенный выдающимся российским археологом — хазароведом С.А. Плетневой. См.: Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-Маяцкая культура, М.: Наука, 1967. С. 189., Плетнева С.А. Очерки хазарской археологии. М.; Иерусалим: Мосты культуры/Гешарим, 1999. С. 220-221.

О критике концепции С.А. Плетневой см.: Афанасьев Г.Е. Где же археологические свидетельства существования Хазарского государства? // РА 2001 №2. С. 44 — 45., 54. исторического источника как главного объекта изучения в науках о культуре. Согласно его определению, предложенному русским историком и методологом науки A.C.

Такое определение исторического источника во многом уже не соответствует современной познавательной ситуации в гуманитарных науках и может служить причиной целого ряда серьезных обвинений его автора в позитивизме, объективизме, несоответствии пониманию познавательных задач науки в неоконтианско-феноменологической парадигме гуманитарного

1 7 знания. Подобные упреки будут, отчасти справедливы, так как методология

A.C. Лаппо-Данилевского, действительно, была во многом внутренне противоречивой и эклектичной и сочетала в себе традиционные черты позитивизма и историцизма XIX в. с методологическими прозрениями первой половины и середины XX в.

Однако такая критика методологии источниковедения A.C. Лаппо

Данилевского может приниматься со значительными оговорками, так как условной является сама модель развития методологических течений в западной культуроведческой мысли XIX — XX вв., в виде противостояния двух направлений, восходящих к Гегелю и Канту. Скорее, наоборот, в немецкой неокантианской методологии наук о культуре, базовые положения которой разделялись и A.C. Лаппо-Данилевским, присутствовал мощнейший

18 заряд гегелевского историцизма . В тоже время восприятие позитивизма как основы методологии исторического культурологического познания, строящегося на обобщении фактов, обусловлено общими картезианскими

14 NB.: То, что объектом познания в науках о культуре, является исторический источник — точка зрения разделяемая мной в диссертации. Сам Лаппо-Данилевский (вполне традиционно для методологии гуманитарных наук XIX в.) считал объектом изучения истории «целостную действительность». См.: Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М.: Территория Будущего, 2006. С. 260-263.

15 Психика в данном контексте понимается как духовная деятельность человека, его yu/j], а не проявление физиологии высшей нервной деятельности.

16 Лаппо-Данилевский A.C. Указ. соч. С. 292.

17 См., например: Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // ВИ 2001 №9. С. 37, 45 — 46.

18 Колосов Н.Э. Как думают историки. М.: НЛО, 2001. С. 216 — 217. предпосылками европейского научного мышления. Позитивизм не тождествен объективизму в гуманитарных науках19.

Однако несмотря на наличие у него мощных позитивистских и объективистских предпосылок, понимание феномена исторического источника A.C. Лаппо-Данилевским вплотную приближается к представлениям ставшим актуальными в рамках феноменологического направления в европейской гносеологии. Предложенное им понимание исторического источника как «реализованного продукта человеческой

20 -психики» , делает основной задачей гуманитарного познания раскрытие внутренней логики в действиях создавшего его человека — субъекта иной культуры.

Понимание источника, как феномена духовной жизни человека, интерес к выраженной в нем «чужой одушевленности»21, т.е. сознанию и картине мира автора, хотя и не полностью исключают внеисточниковое знание из процесса источниковедческого исследования, но существенно ограничивают масштабы его применения исследователем в момент познавательного акта — непосредственного диалогического общения с текстами иных культур .

19 Ср.: Румянцева М.Ф. Теория истории. М.: Аспект-Пресс, 2002. С. 113 — 122.

20 Это определение впоследствии переформулированное О.М. Медушевской в категориях приближенных к современной познавательной ситуации звучит как «исторический источник — результат целенаправленной, осознанной деятельности человека». См.: Медушевская О.М.

Феноменология культуры: концепция A.C. Лаппо-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени // Ольга Медушевская. Теория исторического познания: избранные произведения. СПб.: Университетская книга, 2022. С. 299. [Впервые напечатано в: Исторические Записки. Т. 2. (120) М., 1999. С. 100 — 136].

21 Термин A.C. Лаппо-Данилевского.

22 Сказанное отнюдь не означает, что внеисточниковое знание не является научным в историко-культурных исследованиях. Ведь чаще всего оно представляет собой историографическую традицию изучения источника или научной проблемы. Ср.: Каравашкин A.B., Юрганов АЛ. Регион Докса.

Источниковедение культуры. M.: РГГУ, 2005. С. 104. Тем более, что источники доступны исследователю не непосредственно, а в тех или иных (научных или не научных) печатных изданиях, основанных на различных рукописных списках, представляющих определенные редакции памятника.

Так что элемент «конструирования» источника полностью не исчезает никогда независимо от того, какой теории или методологии не придерживался бы исследователь. (Для простоты я рассматриваю здесь ситуацию с изучением письменных источников. Положение с изучением неписьменных памятников во многом является типологически схожим).

Феноменологические методы используются и в данном исследовании. Наряду с феноменологическим религиоведением (Р. Отто)23 и социологией (А. Щютц)24 особое значение для проблематики данного исследования имеют некоторые методы источниковедческого анализа, разработанные в рамках исторической феноменологии, представляющей собой одно из направлений в изучении русских средневековых источников25.

Для данного исследования наиболее важна такая теоретическая идея исторической феноменологии, как представление о том, что для изучения культуры наибольший интерес представляет наименее достоверная информация источника, так как именно она чаще всего отражает представления реального сознания человека иной культуры.

9*7 мифа», восходящая к трудам А.Ф. Лосева .

Миф» в исторической феноменологии фактически выступает в качестве синонима некой системы представлений, которая может быть как рефлексивной так и дорефлексивной, а не в качестве религиозного рассказа — т.е. не в основном, а в дополнительном значении этого слова.

Он также представляет собой искусственное пространство, формирующееся в каждой культуре под воздействием ее категориального языка. В сознании человека «миф», выстроенный с помощью языковых средств и являющийся исходно образом мира, целиком и полностью подменяет собою мир. Категория

23 Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным. СПб: Издательство С.-Петербургского университета, 2008., Пылаев М.А. Западная феноменология религии. М.: РГГУ, 2006.

24 Шютц А. Смысловая структура повседневного мира. М.: Институт фонда «Общественное мнение», 2003.

25 Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998 (2-ое изд. испр. доп. СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2009); Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // ВИ 2001. № 9. С. 36 — 64., Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. М.: РГГУ, 2003., Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Регион Докса. Источниковедение культуры. М.: РГГУ, 2005.

26 Гуссерль Э. Кризис европейских наук и транцендентальная феноменология. Введение в феноменологическую философию. СПб.: Владимир Даль, 2004. С. 74 — 78, Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Регион Докса. С. 24.

27 Стоит отметить, что «миф» в понимании А.Ф. Лосева не совсем тождествен «естественной установке сознания» феноменологии Э. Гуссерля, при том что лосевская «диалектика мифа» испытала на себе значительное влияние гуссерлианства. мифа», понимаемого как образ мира, реально существующего в сознании человека (и это открыто декларируется в исследованиях историков in феноменологов) , в исторической феноменологии генетически восходит к представлению А.Ф. Лосева, о «мифе», как о «самой подлинной действительности»29.

Подобная постановка проблемы «мифа», действительно, помогает понять некоторые особенности мировидения человека иной культуры, до некоторой степени утрачивающихся при описании их ценностно-нейтральным, категориальным языком гуманитаристики. А.Л. Юрганов приводит в пример «Шапку Мономаха», которая в объективистском описании «действительности» является ничем иным как позолоченной татарской тюбетейкой.

Однако, для русского средневекового человека связь этого предмета с личностью византийского императора — единственная и объективная реальность30. Подобным образом, современному исследователю-хазароведу представления некоторых еврейских средневековых авторов о Хазарии и хазарах (особенно, если те писали, основываясь на сведениях взятых из вторичных источников) могут показаться до крайности наивными, лишенными достоверности и потому не заслуживающими внимания.

Однако, с точки зрения многих средневековых еврейских авторов Хазарское государство было именно таким, каким они его описывали. И именно это восприятие представляет собой реальность, очевидную для изучаемой культуры, но часто сокрытую от исследователя.

Этот риторический и идеологический слой письменных (причем не всегда только еврейских) источников по истории Хазарского Каганата, как правило, оказывался вне поля зрения исследователей. В данном исследовании часто, (хотя и не всегда), особый интерес представляет тоже, что является преимущественным объектом интереса в рамках историко-феноменологической парадигмы исследований культуры, а именно основная

28 Юрганов А.Л. Категории. С. 5., Каравашкин A.B. Мифы московской Руси: жизнь и борьба идей в XVI в. //Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М.: РГГУ, 2003. С. 116.

29 Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Академический проект, 2008. С. 106.

30 Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // ВИ № 9. 2001. С. 47. тенденция автора источника. Так, тенденциозность описания древнего или средневекового автора становится законным предметом анализа при изучении текстов культуры31.

Тем не менее, подход к понятию о «мифе» в данном исследовании не во всем соответствует идеям А.Ф. Лосева или исторической

32 феноменологии . Во-первых, дело в том, что в лосевском определении нет главного — того, что миф (этим он отличается, например, от науки) не есть от систематическое мышление . Признание же мифичности «реальной науки» и противопоставление ее науке «абстрактной» ведет исследователя культуры в гносеологический тупик пересказа одного «мифа» (обыденного сознания человека иной культуры), средствами другого, «научного» мифа, причем за обоими в этом случае закреплен статус истинного и подлинного бытия.

34 позитивистскои парадигме гуманитарного сознания .

Во-вторых, необходимым представляется более дифференцированный подход к научной интерпретации феномена «мифа», вследствие многозначности и огромной теоретической нагруженности. Необходимо, как уже было сказано выше, отличать «миф» — «теоретико-познавательный конструкт» от «мифа» — «религиозного рассказа».

Кроме того, при использовании категории «мифа» весьма полезным эвристически оказывается введенное С.С. Аверинцевым представление о различии между «мифом» архаическим, дорефлексивным, и «мифом» рефлексивным, о с религиозно-философским . Понятие о «мифе» в данной работе целиком и

31 Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Регион Докса. С. 172.

32№.:Понимание «мифа» в исторической феноменологии не идентично лосевскому. Если для А.Ф. Лосева «миф» является «самой живой и подлинной действительностью», то в исторической феноменологии — это один из главных теоретико-познавательных конструктов. Если цель А.Ф.

33 См. Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 105- 108., Ср.: Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Регион Докса. 60-61.

34 Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Регион Докса. 60-61.

35 Авереницев С.С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. К 2400-летию со дня рождения. M.: Наука, 1979. С. 83 — 84. полностью используется именно во втором значении, так как именно оно применимо к исследованиям средневековой еврейской культуры.

Используемая в данной работе категория «хазарский миф» служит обозначением представлений средневековых еврейских авторов о хазарах. Этот концепт не применим к исследованиям архаической мифологии. Отличается он и от понятия «хазарский миф», встречающегося в исследованиях, посвященных вопросу о восприятии Хазарии и хазар в современных националистических дискурсах36.

В-третьих, поскольку основным критерием научности является не форма репрезентации конечных результатов исследований, а их фальсифицируемость, т.е. возможность опровержения научными же средствами37, не исключается и возможность обращения к той или иной рабочей гипотезе, необходимой для предварительного отбора или систематизации материала.

В качестве такой эвристически ценной гипотезы в своей работе я использую концепцию С.И. Великовского о культуре, как полагании человеком смысла, сопутствующему любой творческой деятельности человека38. Хотя данная гипотеза была предложена в качестве главной теоретической основы для искусствоведческих и литературоведческих исследований, некоторые ее положения могут быть применимы и в исследованиях по теории и истории мировой культуры и по религиоведению.

Но пользоваться данной гипотезой в историко-культурных и религиоведческих исследованиях можно лишь с той оговоркой, что «смыслы», полагаемые, человеком иной культуры, не даны изучающему ее исследователю непосредственно. Однако, существует и ключ к пониманию механизмов полагания смысла, которым является изучение духовных и социальных связей индивидов или целых коллективов в различных

36 Напр.: Шнирельман В.А. Хазария в зеркале националистического дискурса.

37 Поппер К. Логика научного исследования. М.: Республика, 2005. С. 36 — 40, 71 — 84.

38 Великовский С.И. Культура как полагание смысла // Одиссей. Человек в истории. №1., 1989. С. 18 культурах . Раскрыть совокупность этих связей помогает обращение к историческим источникам — единственной реальности, доступной непосредственному наблюдению со стороны исследователя культуры.

Описание «выбора веры» в текстах различных культур Евразии (включая, конечно, и память о хазарском выборе веры в еврейских источниках) также являются частным случаем «полагания» смысла средневекового человека. Причем в культурах евразийского монотеистического средневековья это полагание смысла зачастую происходило в категориях рефлексивного, религиозно-философского «мифа».

Так что исследование проблемы «выбора веры» в культурах Западной Евразии является одной из возможностей проследить взаимосвязи между смысловыми концептами и структурами в категориальном и терминологическом арсенале авраамических религий, что в свою очередь, предполагает рассмотрение этих историко-культурных феноменов на протяжении времени большой длительности (la longue durée)40.

Некоторые предложенные в рамках цивилизационной теории подходы к исследованию культуры, в особенности в трудах таких исследователей, как К. Ясперс и А. Дж. Тойнби, также имеют практическую значимость, хотя обращение к проблемам сравнительного исследования «выбора веры» может вносить некоторые весьма существенные корректировки в исходные предпосылки этих идей42. В последнее время становится популярным

39 На это, в частности, указывал и А.Я. Гуревич во вводной статье к первому тому «Одиссея». См.: там же. С. 5 — 7.

40 Категория durée ассоциирующаяся в мировой науке с идеями втрого-третьего поколения школы «Анналов» восходит к трудам французского философа А. Бергсона. См.: Рашковский Е.Б. Бергсон и Тойнби, или о «материи» исторического знания //Логос №3 (71) 2009. с. 156 — 157.

41 См., например, Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в Странах Востока. М.: Наука, 1990. С. 3-16.

42 Об этом см. подробнее конец первого параграфа гл. 2 и выводы к ней. применение цивилизационного подхода к еврейской истории, связанное с работами М.А. Членова43 и А.Ю. Милитарева44.

Мной привлекаются также и некоторые методики и теоретические концепты, связанные с дискурсивным анализом текстов различных культур, восходящие к идеям М. Фуко. Согласно его идеям, дискурс трактуется как определенный способ организации смыслов в тексте (и текста как такового); за дискурсом стоит способ восприятия мира45.

Источниковая база работы. Ниже следует краткое и наиболее общее описание использованных в работе источников, включающее в себя критерии их отбора и классификацию. В последующих главах диссертации мной время от времени будут затрагиваться различные вопросы их внешней или внутренней критики в тех случаях, когда то или иное их решение оказывает влияние на результаты всего исследования.

Критерии отбора. Первый и наиболее важный из них — авторство. В этом плане понятие «еврейские источники» трактуется мной предельно широко. Под данное определение подпадают все источники, авторы которых были евреями по своему этническому происхождению, были приверженцами той или иной (караимской или раббанитской) формы иудаизма, даже если в какой-либо период времени они переходили в ислам или христианство.

В работе используются источники на иврите, иудео-арабском и арабском языках. Кроме них, используются источники по истории Хазарии и соседних с ней стран и регионов, а также по истории еврейского прозелитизма, написанные на греческом, латинском, арабском, старославянском, древнерусском, грузинском и армянском языках46.

43 Членов М.А. Еврейство в системе цивилизаций // Диаспоры №11999. С. 34 — 56.

44 Милитарев А.Ю. Воплощенный миф. Еврейская идея в цивилизации. М.: Наталис, 2003. С. 138 — 161.

45 Фуко М. Археология знания. Киев: Ника — Центр, 1996. С. 14.

46 Цитаты из источников на иврите и иудео-арабском даются ниже в оригинале или в переводе с оригинала. Цитаты из старославянских и древнерусских источников приводятся на языках оригиналов. Цитаты на арабском языке даются в переводе с оригиналов или в переводах, сверенных с опубликованными в критических изданиях оригиналами. Цитаты на латинском и греческом языке сверены с опубликованными в

Объектом исследования являются лишь те еврейские источники, в текстах которых имеется информация по истории хазар, Хазарского каганата и обращению его правящей элиты в иудаизм; а’ также данные по восприятию проблемы прозелитизма и отношения к прозелитам или неортодоксальным формам еврейской религии, историко-географического знания.

К числу еврейских относятся источники, тексты которых обращены к а еврейской (в этническом или конфессиональном смысле) аудитории. Наиболее характерный пример здесь — написанное в середине X в. послание хазарского правителя Иосифа Хасдаю ибн Шапруту, еврейскому вельможе при дворе кордовского халифа Абд ал-Рахмана III, номинальному главе еврейства мусульманской Испании и его фактическому лидеру во всем Западном Средиземноморье.

Важно подчеркнуть, что информационный потетщал еврейских источников в отношении событийной истории Хазарского Каганата сравнительно невелик. Скептицизм А.П. Новосельцева в отношении изучения письменных источников (особенно еврейских) по истории Хазарии выглядит оправданным, если рассматривать только ее в качестве объекта исследования.

Но в источниковедческой парадигме гуманитарного знания объектом является исторический источник, а предметом, на который направлена познавательная интенция исследователя — восприятие человеком прошлого феноменов окружавшей его актуальной действительности.

В таком случае информационный потенциал средневековых еврейских источников по критических изданиях оригиналами, но даются в имеющихся русских переводах. Цитаты из источников на грузинском и армянском языках даются по имеющимся изданиям их переводов. истории хазар, включая религиозно-полемические, апологетические, и теологические трактаты, памятники экзегетики и раввинистической хронографии, весьма велик и до сих пор до конца еще не оценен.

Классификация источников. Выполнена по синхроническому и диахроническому принципам. Диахроническое разделение источников помещено в приложении №2 к тексту работы и представляет собой таблицу, в которой приведены сведения о еврейских средневековых источниках, содержащих в себе упоминания о хазарах в хронологическом порядке.

В ней отражены сведения об авторстве источников, времени их создания, видовой специфике, контекстах, в которых содержится информация о хазарах, тех или иных новых темах или мотивах, появляющихся в источниках в связи с упоминаниями хазар, о связи этих упоминаний с другими источниками.

Синхроническая классификация источников дается по их видам. Для данного исследования наиболее важен такой вид источников, как дипломатические документы, к которым восходит большинство представлений о Хазарии в других еврейских текстах средневекового периода.

О каких текстах идет речь? В первую очередь следует назвать Письмо Хасдая ибн Шапрута Иосифу и Ответ Иосифа Хасдаю. В хазароведении, благодаря одноименной монографии выдающегося российского ученого-гебраиста П.К. Коковцова, осуществившего лучшее на сегодняшний день издание этих документов, за ними закрепилось название «Еврейско-Хазарская Переписка»47.

Письмо Иосифа известно в двух редакциях — (Краткой и Пространной) сохранившихся в двух рукописях: Оксфордской (Christchurch College №193), XV — XVI в., и Петербургской (Второе Собрание A.C. Фирковича №157), датируемой разными исследователями периодом с XI по XIV вв.

47 Смысл этого названия не конфессиональный, а лингвистический. изданием 1577 г., однако, имеющиеся между ними немногочисленные расхождения заставляют предполагать, что именно рукописный текст является первичным по отношению к опубликованному48.

Краткая и Пространная редакции ответа Иосифа Хасдаю несколько различаются по объему и составу своего текста. С текстологической точки зрения их расхождения были фундаментально исследованы П.К. Коковцовым, после чего ряд дополнений в его анализ был внесен Д.М. Данлопом и Д. Шапира.

Стоит кратко остановиться на вопросе об авторстве писем. Подлинность их после исследований П.К. Коковцова в историографии всерьез не оспаривается. Следует также иметь в виду, что обозначения обоих авторов как «Хасдай» и «Иосиф» условны, так как вельможи и правители такого уровня сами лично не занимались составлением дипломатических документов, поручая это занятие секретарям.

Но, по установившейся в хазароведческой литературе традиции, я буду использовать имена Хасдай и Иосиф, всякий раз отдавая себе отчет в том, что речь идет, строго говоря, не об «авторах» в прямом смысле этого слова, а о тех, на чье авторство претендуют данные документы, от чьего имени они написаны и в чьих

49 тх канцеляриях составлены . Из других источников известно имя подлинного составителя письма Хасдая к Иосифу. Им был его личных секретарь Менахем ибн Сарук, известный еврейский поэт и филолог того времени.

К Еврейско-Хазарской Переписке близко примыкает текст, рукописный фрагмент которого в настоящий момент хранится в библиотеке Кембриджского университета. Он представляет собой письмо, начало и

48 Переписка. С. IX — XIII, XV — XVII.

49 Косвенное признание того, что Послание Иосифа, также по всей вероятности — плод деятельности одного или нескольких секретарей содержится в Письме Хасдая: «И теперь, если господину моему царю будет угодно и он увидит пожелание своего раба, то да не будет малоценна моя особа в его очах и пусть прикажет он своим писцам написать рабу своему полный ответ.» См.: Переписка. С. 16, 66. КВ:

Я совсем не касаюсь здесь вопроса о том, был ли тот «Иосиф», от имени которого написано ответное письмо Хасдаю, сакральным главой Хазарии (каганом) или ее полновластным правителем (беком). Об этой проблеме и о двоевластии в Хазарии см.: Новосельцев А.П.

Хазарское государство. С. 137. конец которого не сохранились. В нем излагается история появления евреев в Хазарии, обращения в иудаизм и войн хазарских царей с окружающими их народами: русами, печенегами, аланами, византийцами. Начиная с П.К. Коковцова, в своих ранних работах признававшего подлинность Кембриджского документа50, но затем отказавшегося от своих прежних доводов и объявившего его подделкой XI в.

51, это письмо было предметом весьма оживленной научной полемики. Позднее Н. Голб сумел доказать его подлинность на основании палеографического анализа, показав, что рукопись — копия XI в. с оригинала одного из документов дипломатической переписки Хасдая52. Ныне точка зрения Н. Голба наиболее распространена в историографии. Я также разделяю ее.

Кроме основной своей функции — дипломатической, документы, входящие в состав Еврейско-Хазарской Переписки, имеют в себе черты религиозно-полемических и религиозно-апологетических сочинений. Они изначально предполагались для чтения достаточно широкого круга читателей — интеллектуалов, принадлежавших к наиболее высоким элитарным слоям средневековой еврейской культуры.

Другой важнейший вид источников по истории восприятия Хазарии и хазар в еврейской культуре — памятники библейской экзегетики. Хронологически этот слой сведений о хазарах в памятниках средневековой еврейской культуры — самый ранний. Первые свидетельства о хазарах возникают в нем не позднее начала X в., и потому этот слой памятников необычайно важен, так как он не затронут более поздними, складывавшимися на основе Еврейско-Хазарской Переписки представлениями.

50 Коковцов П.К. Новый еврейский документ о хазарах и хазаро-русско-византийских отношениях //ЖМНП №11, 1913. С. 152 — 153. См. также: Коковцов П.К. Заметка о еврейско-хазарских рукописях Кембриджа и Оксфорда//Доклады АН СССР «В» 1926. С. 121 — 124.

51 Переписка. С. XXVI-XXXVI.

52 Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы. С. 118. раббанитов (Саадьи Гаона). Эти тексты написаны на иудео-арабском языке и (реже) на иврите.

Кроме памятников экзегетики, в диссертации используется в качестве источников ряд сочинений по еврейской и всемирной истории. В их ряду, в первую очередь, следует назвать книгу Иосиппон и несколько продолжающих ее или подражающих ей сочинений. Эти источники представляют собой особый жанр раввинистической литературы, так как по своей композиции и методологии мышления их авторов, они приближаются (некоторые из них достаточно сильно) к мидрашам.

Еще один вид источников, используемый в данной работе -раввинистическая историография в жанре, именуемом в средневековой еврейской традиции «Цепь Предания» (ивр. За^еЬЛ Иа-КаЬЬакЬ). Это особая разновидность хронографии, специфичная для раввинистической литературы и отличающаяся от локальных хроник и всемирных историй.

В подобных сочинениях изложение событий обычно ведется по поколениям мудрецов. Цель их состоит в том, чтобы продемонстрировать непрерывный характер развития раввинистической традиции от момента дарования Торы на Синае и до жизни поколения, к которому принадлежал автор хроники.

Еще один вид источников тоже специфичен для раввинистической литературы. Это — респонсы, т.е. ответы раввинов на вопросы по еврейскому религиозному праву (галахе). В этих памятниках сохранился ряд уникальных сведений по проблеме еврейского восприятия Хазарии и хазар.

Так, сама шестисотлетняя текстологическая история «Книги Эльдада Данита» (конец IX в.), предшествовавшая появлению ее первых печатных изданий, является бесценным источником по теме данного исследования. Тоже самое можно сказать и об одном из респонсов испанского автора середины XII в. Иегуды бен Барзиллая. Оба этих текста имеют большое значение для исследований текстологии Еврейско-Хазарской Переписки.

Огромное значение для темы исследования имеют данные апологетических, религиозно-полемических и религиозно-философских сочинений. В особенности, «Книги доказательства и доводов в защиту униженной религии» Иегуды га-Леви, известной в традиции как «Хазарская книга» (ивр. Сефер га-Кузари) и «Второй книги Кузари» Д. Нито.

В работе привлекаются также записки еврейских путешественников -Петахии из Регенсбурга и Вениамина из Туделы, в которых также содержатся особые, не повторяющиеся в других ^ источниках представления средневековых еврейских авторов о Хазарии и хазарах.

Массовые источники — хозяйственные и делопроизводственные документы, не являвшиеся частью литературного процесса и не связанные в своем развитии с религией и идеологией, не рассматриваются в данной работе. Исключение делается только для одного такого документа — так называемого «Киевского письма», имеющего необычайно важное значение для историографических дискуссий по поводу характера хазарского иудаизма. Ряд проблем, связанных с его атрибуцией, рассматривается в первой главе диссертации.

В завершение обзора используемых еврейских источников стоит кратко остановиться на вопросе их происхождения. Огромное значение для данной темы имеют рукописи, сохранившиеся в генизах53 двух синагог, принадлежавших караимской и раббанитской общинам Каира.

Содержимое первой вывез в 1864 г. в Петербург во время своего путешествия по Ближнему Востоку известный коллекционер еврейских рукописей, духовный и светский лидер восточноевропейских караимов A.C. Фиркович. Последний проявлял большой интерес к хазарам в связи с разработкой своей концепции истории восточноевропейской общины караимов, которую он пытался удревнить почти на полтора тысячелетия, доказывая непричастность их предков к Распятию Христа. С этой целью им был сфальсифицирован ряд

53 Гениза- в еврейской традиции — место хранения вышедших из употребления рукописей религиозного содержания, обычно устраивавшееся в помещении синагоги. надписей караимского некрополя в Чуфут-Кале, в сторону удревнения их даты54.

Тень подозрений в фальсификациях закономерно легла и на связанные с хазарами известия из собраний рукописей A.C. Фирковича, включая Пространную Редакцию Письма Иосифа и большинство свидетельств о хазарах в средневековой еврейской экзегетической литературе.

Однако, основываясь на полуторавековом опыте научного изучения этих текстов, можно утверждать, что основания для сомнений в подлинности большинства из них отсутствуют. A.C. Фиркович, действительно, иногда подчищал в рукописях отдельные слова или сочинял к ним поддельные колофоны.

Известен ряд фальсифицированных им приписок к библейским рукописям, в том числе и с поддельными упоминаниями хазар55. Наиболее известен из них сочиненный A.C. Фирковичем рассказ жившего якобы в конце X в. караима из Керчи с изложением вымышленной A.C.

Фирковичем истории посольства Владимира Святославича к иудейским хазарам в 986 г.56. В единственной рукописи Пространной редакции Письма Иосифа большинство исследователей признают наличие ряда поздних интерполяций, а также следов правки и подчистки периода Позднего Средневековья и Нового Времени, но не более того .

Свидетельства о хазарах, сохранившиеся в рукописях караимских и раббанитских экзегетических сочинений из Первого и Второго собраний A.C. Фирковича, также не являются подделками. Приведу два примера, доказывающие этот тезис. А.Я. Гаркави опубликовал отрывок из

54 Шапира Д. Йицхак Сангари, Сангарит Бецалель Штерн и Авраам Фиркович: история двух поддельных надписей // Параллели. Русско-еврейский историко-литературный и библиографический альманах. М., 2003. С. 363-388.

35 Эти тексты не рассматриваются в данной работе. О них см.: Шапира Д. Нынешнее состояние ряда приписок к колофонам на библейских рукописях из первого собрания A.C. Фирковича // Материалы одиннадцатой ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. 4.1. M.: Сефер, 2004. С. 102- 130.

56 О ней см.: Гаркави А.Я. К вопросу об иудейских древностях, найденных Фирковичем в Крыму // ЖМНП №7 1877. С. 98 — 121., Shapira D. Remarks on Abraham Firkovicz and the Hebrew Mejelis «Document» // Acta Orientalia, 2006. Vol. 59. № 2. P. 131 — 180.

Полный текст автореферата диссертации по теме «»выбор веры» в средневековом иудаизме»

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

«Выбор веры» в средневековом иудаизме: Хазарин в еврейских источниках X — XVI вв.

Специальность 24.00.01 — Теория и история культуры

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Рашковскнй Борис Евгеньевич

2 НЮН 2022

Москва -20 И

4848936

Работа выполнена в Учебно-научном центре изучения религий Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель доктор исторических наук, профессор

Агаджанян Александр Сергеевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Яценко Сергей Александрович

кандидат исторических наук Членов Михаил Анатольевич

Ведущая организация Институт Славяноведения РАН

Защита состоится «20» июня 2022 г. в___часов на заседании совета по защите

докторских и кандидатских диссертаций Д.212. 198.06 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125993, Москва, ГСП-3. Миусская площадь, д.6,

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке университета по адресу: 125993, Москва, ГСП-3. Миусская площадь, д.6. Автореферат разослан 18мая2022года

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат культурологии

С.А. Еремеева

1. Обшая характеристика исследования

Исследование посвящено проблеме восприятия Хазарского каганата и обращения его правящей элиты в иудаизм в текстах средневековой еврейской культуры. Оно является междисциплинарным, выполняемым на стыке религиоведения, культурологии, истории и источниковедения, а также востоковедной науки.

Актуальность темы исследования. С конца 1980-х гг. «выбор веры» как феномен религиозной истории и культуры евразийского средневековья впервые стал рассматриваться в качестве самостоятельного объекта изучения в отечественной и зарубежной историографии.

Однако дальнейшее успешное развитие исследований по истории распространения монотеистических религий (включая и иудаизм) в Восточной Европе возможно только при условии междисциплинарного сотрудничества исследователей, представляющих многие отрасли научного знания: археологию, различные области востоковедения (арабистику, тюркологию, иранистику, гебраистику, кавказоведение), а также русистику, славистику и византиноведение.

В этой связи становится ясной необходимость возвращения к изучению еврейских письменных источников по истории Хазарского каганата и восприятия Хазарии и хазар в этих источниках в традициях российского классического востоковедения и источниковедения (труды А.Я. Гаркави, П.К. Коковцова, А.П. Новосельцева) на новом уровне современных историко-культурных исследований в рамках широкого междисциплинарного подхода и в качестве самостоятельного объекта исследования.

Цель исследования состоит в реконструкции образа Хазарии и хазар в текстах средневековой еврейской культуры; в выявлении закономерностей, в соответствии с которыми известия о них появляются в средневековых еврейских источниках; анализе динамики изменений отношения в них к хазарам и особенностей сохранения памяти о них в имеющихся текстах.

В исследовании решаются следующие задачи:

— Разрешение вопроса об особенностях отношения к проблеме «выбора веры» в средневековых еврейских источниках о Хазарии и хазарах по сравнению с текстами иных культур средневековой Евразии;

— разрешение вопроса о характере взаимосвязи между эсхатологическими представлениями о Десяти Коленах и восприятием Хазарии и хазар в средневековых еврейских источниках;

— разрешение вопроса о сохранении памяти о хазарах и иудаизации их правящей элиты в еврейских средневековых источниках.

Источники, использованные в исследовании, чрезвычайно многообразны. В их числе имеются примеры почти всех видов средневековых еврейских источников.

(1) Первичный слой представлений еврейских средневековых авторов о хазарах, не затронутый позднейшими литературными и идеологическими наслоениями содержится в памятниках библейской экзегетики караимских и раббанитских авторов, написанных на иудео-арабском языке и на иврите.

(2) Другой важнейший источник — дипломатические документы: письмо Хасдая ибн Шанрута — еврейского сановника кордовского халифа Абд ал-Рахмана III (912-961 гг.) хазарскому правителю Иосифу и ответ Иосифа Хасдаю, получившие в историографической традиции название «Еврейско-Хазарская Переписка».

(3) Огромное значение для темы данного исследования имеют памятники иудейской полемической и апологетической литературы, в особенности «Книга доказательства и доводов в защиту униженной религии» или просто «Хазарская книга» (араб. «Китаб ал-Хазари», ивр. «Сефер га-Кузари») средневекового еврейского поэта и философа Иегуды га-Леви (до 1075 — 1141 гг.).

(4) Используется также целый ряд нарративных источников: сочинения по еврейской и всемирной истории и хроники жанра «цепь предания», представляющие собой изложение событий по поколениям мудрецов, а также записки путешесгвенников -итинерарии.

(5) Из числа законодательных памятников в исследовании используются респонсы -ответы раввинов на вопросы по еврейскому религиозному праву — Галахе. Важнейший из них — «Книга Эльдада Данита» — сочетает в себе видовые признаки респонса, галахического трактата и итинерария.

(6) В исследовании привлекаются данные различных нееврейских источников, в которых сохранен огромный массив сведений о Хазарском каганате. Кроме того, в памятниках историографической и космографической литературы соседних с Хазарией государств — Византии, Древней Руси, стран Закавказья, а также Латинского Запада и Исламского мира имеется целый ряд вариантов сюжета «выбора веры», параллельных еврейско-хазарскому.

Особое значение имеют данные мусульманской географической литературы, служившей, с одной стороны, практическим интересам купцов и государственных деятелей, с другой же — обобщению географических и космографических знаний. Произведения мусульманских историков и географов являются ценнейшим источником по истории культурных и религиозных стереотипов полиэтничного и поликонфессиопального населения Pax I.sljmica в отношении народов «варварской» периферии, включая и хазар.

(7) Наконец, в исследовании рассматриваются некоторые аспекты критики археологических источников по истории еврейской диаспоры в Юго-Восточной Европе позднеантичного и раннесредневекового времени и истории еврейского прозелитизма в этом регионе.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала X в. по конец XVI в. — от первых надежно интерпретируемых и достоверно известных свидетельств средневековых еврейских источников о хазарах до 1577 г., которым датируется первое печатное издания «Еврейско-Хазарской Переписки», завершающее средневековый этап развития этой традиции.

Теоретические и методологические основания исследования. Исследование является междисциплинарным и в силу этого опирается на несколько различных методологических традиций. В первую очередь, его методология основана на теоретических идеях русской школы источниковедения и ее практических наработках в изучении восточных (арабских, персидских и еврейских) источников по средневековой истории Восточной Европы.

В исследовании используются методы, разработанные в рамках феноменологического направления гносеологии XX в. В первую очередь, это теоретические идеи А.С. Лаппо-Данилевского об историческом источнике, как о феномене, являющемся отражением «чужой одушевленности», т.е. реального сознания

человека другой культуры — автора исследуемого историком текста. Кроме того, в работе используется подход к проблеме мифа, как отражения реального сознания человека -субъекта иной культуры, сложившийся в исторической феноменологии под влиянием идей А.Ф.

Лосева Тем не менее, необходимым представляется более дифференцированный подход к использованию такой весьма неопределенной категории, как «миф». В этом вопросе методология исследования опирается на введенное С.С. Аверинцевым понятие о различии мифа «дорефлексивного», архаического и мифа «пост-рефлексивного» -религиозно-философского.

Степень изученности проблемы. Изучение восприятия Хазарии и хазар в средневековых еврейских источниках начинается с работ А.Я. Гаркави (1839 — 1919 гг.). В ряде статей и опубликованной в 1874 г. монографии им была издана большая часть известных и ныне свидетельств средневековых еврейских авторов о хазарах. А.Я.

Гаркави почти никогда не делал попыток выйти на концептуальный уровень обобщений по вопросам восприятия Хазарии и хазар в средневековых еврейских источниках, но им было сделано важное наблюдение об отождествлении хазар с Десятью Коленами в Письме Хасдая.

Исследования А.Я Гаркави не получили продолжения в западной ориенталистике и отечественной историографии советского и постсоветского периода. Так, П.К. Коковцов в своем вышедшем в 1932 г. фундаментальном издании «Еврейско-Хазарской Переписки» проигнорировал выводы Гаркави об отождествлении Хазарского каганата со страной Десяти Колен в Послании Хасдая и не использовал результаты его исследований, посвященных свидетельствам о хазарах в еврейской экзегетической литературе.

В еврейской историографии данная тематика вызывала значительный интерес, так как она была связана с такими традиционными предметами исследования, как литература о поиске Десяти Колен или взаимоотношения караимов и раббанитов. Историографическую традицию изучения этих памятников, восходящую к работам А.Я.

Гаркави, продолжили израильские историки М. Ландау и Й. Хальперн. Оба исследователя сумели показать наличие связи между письмом Хасдая Иосифу и еврейской литературой, посвященной поиску Десяти Колен, при этом несколько преувеличивая степень зависимости этого памятника от «Книги Эльдада Данита».

Результатами исследований А.Я. Гаркави пользовались также А. Поляк и Ц. Анкори. Первый из них, отрицая подлинность «Еврейско-Хазарской Переписки», продолжал вслед за Гаркави активно разрабатывать вопрос о связи свидетельств о Хазарии в памятниках караимской экзегетики с еврейской эсхатологией.

Хазароведческие труды Д.М. Даилопа на фоне исследований других западных востоковедов отличаются подчеркнутым вниманием к еврейским источникам, из-за чего они иногда ошибочно сближаются с еврейской историографией. В действительности же Д.М. Данлоп использовал в своих реконструкциях по истории хазар ряд еврейских историографических сочинений XIII — XVI вв. вторичных по отношению к первоисточникам X — XII вв., что является методологически неверным подходом к исследованию.

В 2002 ученик Й. Хальперна М. Зохори издал написанную в 1950 г. монографию о хазарах в еврейской средневековой историографии с большой подборкой цитат из источников. Тем не менее, эта работа по ряду причин не может считаться успешным разрешением проблемы данного исследования.

Ко времени издания она уже сильно устарела. Кроме того, в ней нет ясно выраженного определения «историографии». В результате в ней иногда рассматриваются философские тексты, в то время как, например, памятники экзегетики не используются совсем. Не прибегает М. Зохори и к анализу нееврейских источников.

Несколько докладов по теме восприятия Хазарии и хазар в еврейских источниках было представлено на иерусалимском (1999) и московском (2002) международных коллоквиумах по хазароведению и впоследствии опубликовано (М.; Иерусалим, 2005; Leiden, 2007).

Наконец, с конца 1980-х гг. изучение проблемы «выбора веры» в Восточной Европе стало развиваться быстрыми темпами вслед за снятием идеологических ограничений для историко-религиозных исследований, существовавших в советской историографии. Так, специально еврейско-хазарские параллели к древнерусскому варианту сюжета «выбора веры» рассматриваются в широком историко-культурном контексте в работах А.А. Архипова, Вяч. Вс. Иванова, В.Я. Петрухина. Исламские и кавказские параллели

еврейско-хазарского сюжета «выбора веры» активно изучались А.П. Новосельцевым, а византийские исследовались и продолжают исследоваться С.А. Ивановым.

Научная новизна исследования заключена в особенностях постановки его основной проблемы, способах предлагаемого решения и достигнутых результатах. Средневековые еврейские источники о Хазарском каганате рассматриваются в исследовании в общем контексте истории еврейской культуры, а также в общем контексте истории и культуры средневековой Западной Евразии.

Кроме еврейских источников, источниковедческую основу диссертации составляют памятники арабской историко-географической литературы (на языках оригиналов), историографическая и космографическая и агиографическая литература Византии, Европы, стран Закавказья и древнерусское летописание.

Подобный источниковедческий подход к этим текстам позволяет исследовать их глазами авторов и первых читателей. Наряду с этим, в диссертации впервые полностью прослежена история восприятия хазар и Хазарского каганата в средневековых еврейских источниках и отмечены причины, по которым это восприятие со временем изменялось.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена, одобрена- и рекомендована к защите на заседании Учебно-научного Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета. Основные положения ее отражены в перечне авторский публикаций, помещенном в конце автореферата.

Наиболее существенные положения диссертации были выдвинуты и обсуждены в ходе докладов на XIX и XX чтениях памяти В.Т. Пашуто «Восточная Европа в древности и средневековье» в ИВИ РАН (2007 — 2008), «Ежегодных международных конференциях по иудаике» (2007, 2009, 2022)

, «Ежегодных международных молодежных конференциях по иудаике» (2008, 2009, 2022), на VIII Congress for European Association for Jewish Studies (Moscow, 2006), на конференции «Проблемы средневековой герменевтики» (Философский факультет МГУ 30.03.2007)

Научно-практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы в лекционных курсах по истории иудаизма, средневековой еврейской литературы, ранней истории еврейской диаспоры в странах Восточной Европы, при дальнейшем изучении восточных источников по средневековой истории культур народов Восточной Европы и по ранним этапам российской истории.

Структура исследования. Работа состоит из Введения, Заключения, четырех глав и двух Приложений.

Положения, выносимые на защиту:

— Большинство государств, созданных народами Западной Евразии в течение средневековья в тот или иной период времени оказывшгась в особой социо-культурной ситуации «выбора веры», или, иначе говоря, перед лицом необходимости введения одной из авраамических религий в качестве государственной идеологии.

Отражением этого процесса принятия евразийскими народами культурного и исторического опыта цивилизаций древнего Ближнего Востока и Средиземноморья в исторических источниках оказался особый литературный сюжет «выбора веры», имеющий мощные социокультурные и идеологические истоки в практике отношений позднего Рима и ранней Византии с народами варварской периферии, с одной стороны, и в библейской традиции, с другой.

— Один из вариантов этого общеевразийского сюжета «выбора веры» отражен в средневековых еврейских источниках — Письме Иосифа и «Кембриджском документе». В «Книге доказательства и доводов…» Иегуды га-Леви и других позднейших источниках этот сюжет претерпел радикальное переосмысление в контексте внутрииудейской полемики и защиты раввинистической традиции от критики со стороны караимов и философов-рационалистов.

Если в Письме Иосифа события ранней истории хазар кодируются с помощью цитат из библейских текстов, напоминая о ранних этапах истории Израиля (периода завоевания Ханаана и эпохи Судей), то в книге Иегуды га-Леви происходит обратное перекодирование облеченных в риторические формы, взятых из еврейской Библии, самовосхвалений евразийской кочевой династии на язык раввинистической культуры.

— В еврейской эсхатологии образ хазар со временем оказался связан с похожим образом Десяти Колен, оказавшим значительное влияние на становление текста послания Хасдая к Иосифу, в котором хазары намеренно отождествляются с Десятью Коленами. Сравнение письма Хасдая с другими современными ему еврейскими источниками о хазарах показывает, что информация о нсеврейском этническом происхождении хазар была известна этому автору.

Это умолчание и эсхатологические мотивы в его Письме к Иосифу были связаны с целями и задачами большого «дипломатического проекта» -обмена официальными письмами с единственным на тог момент в мире государем, исповедующим иудейскую веру. Этот проект должен был поднять авторитет Хасдая как

неформального главы еврейской диаспоры в мусульманской Испании и странах Западного Средиземноморья на недосягаемую до тех пор высоту. Хасдшо удалось достичь этой цели.

— Историческая намять о хазарах в средневековых еврейских источниках с середины XII в. подверглась сильнейшему влиянию книги Иегуды га-Леви, ставшей со временем для еврейских средневековых авторов главным источником сведений о хазарах. Тем не менее, иные типы памяти, представленные записками путешественников, экзегетическими сочинениями, бытованием отдельных рукописей писем Иосифа и Хасдая, сохраняются в еврейских источниках XIII — XV вв.

— С XVI в. в условиях изменения социального и культурного контекста еврейской жизни в странах Ближнего Востока и Средиземноморья, связанного с изгнанием части еврейского населения Пиренейского полуострова и насильственными крещениями оставшихся, османскими завоеваниями, началом европейской колониальной экспансии, обострением эсхатологических ожиданий и распространением книгопечатания, историческая память о хазарах вновь обретает важное место в еврейских источниках.

В них вновь появляются свидетельства, независимые от книги Иегуды га-Леви. Некоторые из них были известны и Исааку Акришу, подготовившему в 1577 г. в Константинополе первое печатное издание «Еврейско-Хазарской Переписки». Тем не менее, популярность аллегорической интерпретации сюжета книги Иегуды га-Леви была так велика, что Акриш даже не попытался связать с хазарами вопрос о реальности существования где-либо государства у еврейской диаспоры до обнаружения им рукописи Переписки.

Основное содержание исследования

Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна темы исследования, определяются его объект и предмет, формулируются цели и задачи, указывается степень изученности его основной проблемы, дается характеристика источниковой базы работы.

Первая глава — «Феномен хазарского иудаизма» — посвяшена разбору ряда наиболее дискуссионных вопросов, связанных с поиском следов иудаизма в Хазарском каганаче. Обращение к этой проблематике представляется необходимым в ходе данного исследования, так как средневековые еврейские письменные источники о хазарах не могут быть адекватно поняты и интерпретированы вне этого исходного историко-культурного контекста.

В §1 «Исторический контекст хазарского иудаизма. Место и время «встречи» евреев и хазар. Локализация еврейских общин в Хазарии и датировка обращения хазарской правящей элиты в иудаизм» рассматриваются основные проблемы древнейшей истории еврейской диаспоры на юго-востоке Европы и вопросы ее связи с историей Хазарии.

Вначале рассматривается вопрос о путях проникновения еврейского населения на территорию Хазарии и распространения там иудейской религии. В этом вопросе наиболее предпочтительной выглядит точка зрения исследователей, связывающих появление иудаизма в Хазарском каганате с его крымскими и боспорскими владениями, где начиная с I в. н.э. существовали иудейские общины, известные по письменным и эпиграфическим источникам.

Менее обоснованными представляются гипотезы, связывающие распространение иудаизма в Хазарском каганате с еврейскими общинами в Закавказье (области Арабского Халифата — Арминийи, включавшей в себя и территорию современной Грузии) и на Восточном Кавказе — в Серире.

Хотя присутствие там еврейских общин в хазарский и дохазарский (только для Армении и Грузии) периоды отмечается как арабскими, так и местными письменными (для Дагестана — только арабскими) источниками, в этих регионах везде (кроме Мцхеты) отсутствуют памятники позднеантичной и раннесредневековой еврейской эпиграфики.

Проще решается вопрос о датировке принятия иудаизма правящей элитой каганата. Арабский историк и географ ал-Масуди датирует это событие правлением халифа Харуна ал-Рашида (786 — 809 гг.). Недавние находки монет — хазарских подражаний арабским дирхемам с арабской надписью «Musa rasul Allah» (т.е.

§2 «Характер иудаизма на территории Хазарии» посвящен разбору существующих гипотез по реконструкции форм иудейской религии в Хазарии. Основным является вопрос о соотношении па территории хазарского каганата и в его истории

раввинистических и нераввинистических форм еврейской религии, тесно связанный с неоднократно обсуждавшимся в историографической литературе вопросом о двух этапах иудаизации Хазарин в правление Булана-Сабриэля и Овадьи.

В данном параграфе предлагается новая модель культурной и религиозной истории иудейской диаспоры в регионе в позднеантичный и раннесредневековый периоды, в соответствии с которой, распространение варианта иудаизма, основанного на Вавилонском Талмуде как на главном источнике права и ритуальной практики, было общим явлением для всей истории иудаизма средиземноморской диаспоры в эпоху раннего Средневековья, а не только одной Хазарин.

В §3 «Проблема еврейского прозелитизма в поздней античности и раннем средневековье на материале Северного Причерноморья» рассматриваются основные историографические дискуссии по вопросу о миссионерском или не миссионерском характера иудаизма в позднеантичный и раннесредневековый период.

Важно отметить, что, хотя прямые свидетельства еврейского прозелитизма (надписи со словом тсростулло;; — прозелит) в позднеантичном Северном Причерноморье пока не найдены, ряд косвенных источников, таких как Боспорские манумиссии, доказывает реальность этого явления.

В данном параграфе разделяется одна из существующих в историографической литературе точек зрения па проблему прозелитизма и отношения к нему в еврейской культуре позднеантичного и раннесредневекового периода, в соответствии с которой для этого периода можно говорить о существовании разных иудешзмов, внутри которых существовали различные взгляды на прозелитизм — от в целом положительных до сугубо отрицательных.

Широкое распространение практики еврейского прозелитизма в поздней античности и раннем средневековье доказывается его преследованием в законодательствах позднего Рима и варварских королевств Запада. Однако, наиболее распространенные формы иудейского прозелитизма в описываемый период были связаны не с институционально оформленными миссионерскими движениями, существование которых в еврейских источниках, не связанных с ранним христианством или иудео-христианством, прослеживается крайне слабо, а с манумиссиями рабов.

Вторая глава «Хазарский «выбор веры» в средневековой апологетике иудаизма» посвящена представлениям о Хазарском каганате в еврейской средневековой полемической литературе.

В §1 «Выбор веры» в религиозной культуре средневековья: проблемы терминологии и типологии» рассматриваются общие особенности феномена «выбора веры» в средневековых культурах Западной Евразии. Отмечается двойственная природа феномена «выбора веры» как особой сонно-культурной ситуации и как распространенного литературного сюжета Сюжет «выбора веры» определяется на основании целого ряда литературных мотивов (утеря или обретение могущества вследствие правильного или неправильного, на взгляд автора, выбора веры, сравнение религий с точки зрения их практической полезности, решающей роли правителя как судьи и арбитра в межрелигиозном споре), общих для целого ряда западно-евразийских культур.

Общими истоками сюжета «выбора веры» в Западной Евразии были практика отношений государств и империй (позднего Рима, Византии, а позднее и Арабского Халифата) с их «варварской» периферией и комплекс воззрений, опосредованно восходящих к библейской традиции — общему источнику исторических представлений трех авраамических религий в период средневековья.

§2 «Выбор веры» и защита иудаизма в Письме Иосифа» посвящен анализу наиболее характерных признаков сюжета «выбора веры» в основных еврейских источниках о Хазарии — письмах Иосифа и «Кембриджского Анонима». В них основные элементы сюжета «выбора веры» выстраиваются по тем же принципам, что и в иных средневековых культурах Западной Евразии: с опорой на собственную хазарскую или хазарско-еврейскую историческую традицию и на символику, восходящую к библейской книжности.

Это было связано с целями и задачами ответного Письма Иосифа к Хасдаю, отражавшим официальную точку зрения иудаизированной правящей элиты каганата В письме Иосифа всячески подчеркивается, что иудаизм является наиболее престижной (ивр. mekhubad) религией, а описание древнейших событий истории хазар приводится в терминах, напоминающих о ранних этапах истории библейского Израиля.

Апологетика иудаизма была одной из целей написания Письма Иосифа, так как свидетельство о существование государства, в котором власть принадлежала бы приверженцам иудаизма могло было быть использовало в полемике с христианами и мусульманами по вопросу об истинности еврейской религии.

Защита иудаизма в Письме Иосифа построена на тех же принципах, что и описания «выбора веры» в текстах иных евразийских культур и с использованием тех же литературных мотивов, что было явлением до той поры в еврейской религиозной книжности небывалым.

полемических аргументов в защиту иудейской религии до тех пор не использовавшихся в еврейской апологетической литературе, таких как признание истинности библейской традиции и христианами и мусульманами, и ббльшей древности иудаизма по сравнению с другими авраамическими религиями, оказались востребованы позднейшей апологетикой и решительным образом поспособствовали сохранению памяти о хазарах в более поздних еврейских источниках.

В §3 «Иегуда бен Барзиллай, Авраам ибн Дауд и Иегуда га-Леви: апология иудаизма и становление «хазарского мифа» в средневековой еврейской культуре» рассматривается наиболее ранняя стадия использование хазарского сюжета «выбора веры» в средневековой еврейской полемической и апологетической литературе.

Начало этому процессу было положено Иегудой бен Барзиллаем из Барселоны (к. XI — нач. XII вв.), рассматривавшим описание имитации древнеизраильской Скинии иудаизированными хазарами в письме Иосифа в контексте талмудической дискуссии (Zebahim 116b) о праве неевреев приносить жертвы еврейскому Богу после разрушения Иерусалимского Храма.

Несколько десятилетий спустя Иегуда га-Леви (до 1075 — 1140 гг.) создает свою «Книгу доказательства и доводов в защиту униженной религии», получившую уже в авторской редакции название «Хазарская книга» (араб. «Китаб ал-Хазари»), Вскоре (ок. 1160 г.) этот труд был переведен на иврит под названием «Сефер га-Кузари» и довольно быстро сделался наиболее влиятельным апологетическим сочинением за всю историю иудаизма.

Важность хазарской проблематики для авторского понимания замысла видна уже из обеих (полной и краткой) версий заглавия этого произведения. Иегуда га-Леви пользовался материалами «Еврейско-Хазарской Переписки» и письмом «Кембриджского Анонима», что доказывается на основании целого ряда разбираемых в работе текстологических параллелей между этими источниками.

В остальном Иегуда га-Леви полемически настроен по отношению к письмам Иосифа и «Анонима». В отличие от своих предшественников, использовавших информацию о хазарском государстве для опровержения антииудейской полемики мусульман и христиан, Иегуда га-Леви стремится доказать, что именно современное ему угнетенное положение еврейства является доказательством философской истинности иудаизма. Более того, в «Кузари», в отличие от писем Иосифа и «Кембриджского

Анонима», оппонентами в межрелигиозиой полемике являются не христиане и мусульмане, а последователи иных, отличных от точки зрения Ие1уды га-Леви, взглядов на иудаизм, в первую очередь — караимизма и восточного перипатетизма. Иными словами, книга Иегуды га-Леви была написана с целью защиты нормативного раввинистического иудаизма от критики изнутри еврейской среды.

В результате, хазарский сюжет «выбора веры» оказался перепсссн в сферу внутрииудейской полемики, или точнее, в случае Иегуды га-Леви, антикараимской полемики раббанитов. Известен автограф частного письма Иегуды га-Леви с упоминанием о начале работы над «книжицей» (араб, sahafat), с возражениями против доводов одного караимского ученого.

В исследовании предлагается новая интерпретация книги «Кузари», основанная на сравнении хазарской темы в ней и в более ранних, использованных Иегудой га-Леви источниках: «Еврейско-Хазарской Переписке» и «Кембриджском Документе». Дело в том, что если защита иудаизма у «Кембриджского Анонима» и Иосифа основана на библейской традиции, то есть на том, что объединяет иудаизм с двумя другими авраамическими религиями, то апологетика иудаизма у Иегуды га-Леви представляет собой защиту, в первую очередь, раввинистической традиции, отделяющей иудаизм от христианства и ислама.

При этом объектом апологетики Иегуды га-Леви выступает не только «Устная Тора» (или, иначе говоря, вся раввинистическая традиция), но и само понятие о «Торе» как о совокупности сакральных текстов, обычаев и традиций иудаизма. Именно оно является главной темой книги «Кузари».

Подобное понимание подтверждается и дальнейшей историей бытования книги «Кузари» в средневековой еврейской книжности и дальнейшим использованием памяти о хазарском «выборе веры» в средневековой литературе. Младший современник Иегуды га-Леви — еврейско-испанский хронист Авраам ибн Дауд первым использовал свидетельство о «Еврейско-Хазарской Переписке» в антикараимской полемике.

Дальнейшее использование памяти о хазарах в контексте защиты Устной Торы рассматривается в §4 «Хазарский «выбор веры» в апологетике иудаизма после Иегуды га-Леви. Сюжет «выбора веры» в средневековом Ашкеназе». С середины XII в. хазарский сюжет «выбора веры» в еврейских источниках был известен только в передаче Иегуды га-Леви и только в среде сефардского еврейства. В ашкеназском (восточноевропейском культурном ареале) хазарский сюжет «выбора веры» в иудейской

апологетике не использовался и память о нем не сохранялась. Единственными исключениями являются вставная новелла об испытании вер из ашкеназского полемического трактата «Сефер га-Нецахон» и рассказ об обращении в иудаизм семи царей Мешеха в истории о путешествиях Петахии из Регенсбурга.

В обоих источниках имеются литературные мотивы, последовательного перекрестного сравнения религий, научения прозелитов Торе и Талмуду, двух этапов обращения, встречающиеся и в послании Иосифа и в «Кембриджском документе», но отсутствующие в «Кузари».

В начале XVIII в. хазарский сюжет «выбора веры» вновь был использован для защиты Устной Торы и критики караимсгва в написанной Давидом Нито «Второй книге Кузари» (Лондон, 1714). Однако, здесь под видом «караимов» автор критикует последователей современных ему рационалистических философских течений и религиозных вольнодумцев из числа недавно вернувшихся к иудаизму марранов.

Третья глава «Хазария и хазары в контексте легенд о Десяти Коленах и связанных с ними эсхатологических представлений средневекового еврейства» посвящена посланию Хасдая ибн Шапрута. В ней дается новая интерпретация этого текста, подводящая итог полуторавековой историографической дискуссии по вопросу о том, считал ли Хасдай хазар потомками Десяти Колен.

В §1 «Происхождение легенд о Десяти Коленах и развитие связанных с ними эсхатологических представлений в иудаизме II — IX вв.» излагается предыстории «мифа» о Десяти Коленах до времен Хасдая ибн Шапрута. Представление о сохранении Десяти Колен как отдельной общности — явление относительно позднее в еврейской традиции, известное лишь с начала II в. н.э.

Возникая в этот период как один из эсхатологических образов еврейской эллинистической литературы (IV Эзры 13: 39-47, II Баруха 77-83), оно почти сразу проникает в раввинистические тексты: Мишну (Сангедрин 10:3), Иерусалимский (Сангедрин 52Ь) и Вавилонский (Сангедрин 110Ь)

Далее анализируется история формирования текста «Книги Эльдада» от возникновения ее наиболее раннего текстуального слоя — Респонса гаона (т.е. главы талмудической академии) Суры Цемаха бен Хаима (к. IX в.) и до первых печатных изданий XV — XVI вв. Анализ существующих гипотез по вопросу об историчности

Эльдада показывает, что наименее вероятным является предположение о его хазарском происхождении: в Респонсе и описаниях путешествий Эльдада нет слов, заимствованных из языков Восточной Европы, Центральной Азии и Кавказа. Упоминания о хазарах появляются в рукописях «Книги Эльдада» не ранее конца XV в.

и лишь с XVI в. в некоторых ее старопечатных изданиях, т.е. в то время, когда большинство средневековых еврейских источников о Хазарии уже существовали. Тем не менее, именно «Книга Эльдада» оказалась связующим звеном, объединившим мифологемы о Десяти Коленах и о хазарах в средневековых еврейских источниках.

В §2 «Десять Колен в Послании Хасдая ибк Шапрута» еще раз обосновывается мнение исследователей (Гаркави, Ландау, Хальнгрн), считавших, что в Письме Хасдая к Иосифу представление о нееврейском этническом происхождении хазар не выражено. На основании анализа лексики письма Хасдая, в особенности, употребления в нем слова Sebet (ивр. «племя», «колено») доказывается, что хазары в этом тексте отождествляются с Десятью Коленами.

Затем подробно разбирается вопрос о связи между Письмом Хасдая Иосифу и «Книгой Эльдада». Хасдай упоминает об Эльдаде, не называя его имени и цитируя только галахическую часть его труда. И хотя экскурс об Эльдаде имел большое значение для выражения замысла Письма Хасдая к Иосифу, на его основании невозможно утверждать, что сведения о хазарах, имеющиеся в позднссредневековых редакциях нарративов об Эльдаде, существовали ко временам Хасдая и были им использованы.

§3 «Эсхатологические мотивы в Послании Хасдая ибн Шапрута в сравнении с другими еврейскими и нееврейскими источниками» начинается с рассмотрения последнего вопроса, адресованного Хасдаем своему хазарскому корреспонденту. А именно вопроса о том, известно ли ему о наступлении «конца чудес» (ивр. nisf?sn fp).

которых воедино связываются представления о еврейском происхождении Иосифа и его подданньк и надежды на скорое эсхатологическое избавление: «Благословен Господь, Бог Израиля, который не лишил нас заступника (goel) и не упразднил светоч и царство у колен израильских (vve-lo hiSbit пег u-mamlakhah mi-sibtei yisrael)».