Дерптский Профессорский институт как научно-педагогическая школа России в культурно-историческом контексте первой половины XIX века

Динамика численности профессоров и преподавателей российских университетов в конце xix – начале xx в. академическая и неакадемическая мобильность

Штаты университетов после введения Устава 1884 г. История российских университетов отмеряется уставами. Каждый из четырех уставов, принятых на протяжении XIX в., на несколько десятилетий предопределял жизнь отечественной высшей школы. Последний дореволюционный устав 1884 г. действовал в течение 33 лет, оказавшись самым долгоиграющим (если не брать во внимание Временные правила 1905 г.).

Известно, что устав 1884 г. был весьма скептически встречен преобладающим числом преподавателей. В свете этого несколько комично звучит фраза попечителя Киевского учебного округа С.П. Голубцова, который, докладывая 19 сентября 1884 г. министру народного просвещения И.Д.

Делянову о том, что экземпляры нового устава разосланы всем преподавателям ИУСвВ, добавлял, что «как избранные мною деканы, так равно и все профессора и преподаватели, выражают полную готовность исполнять новый устав во всей точности и полноте его»367.

Новый устав был распространен на шесть из восьми университетов – ИСПбУ, ИМУ, ИКУ, ИХУ, ИУСвВ и ИНУ (правила нового устава не были применены только к ИВУ и ИДУ) и внес серьезные изменения в состав их профессорско-преподавательского корпуса: ликвидировалась штатная доцентура, численно увеличивалась категория экстраординарных профессоров, расширялась внештатная приват-доцентура.

Учитывая предстоявшие серьезные кадровые перестановки, министр И.Д. Делянов писал попечителям учебных округов 3 сентября 1884 г.: «Имею честь выразить надежду, что те должностные лица, которые упоминаются в статьях 23, 27, 28 IV п.п. 1 и 2368, 29, 41 III и 49 и порядок избрания и назначения которых в должность ныне изменен, не подвергнутся смене лишь на этом основании, буде они соответствуют занимаемым ими должностям, и что те должностные лица и установления, от которых ныне зависит их избрание, будут в этом случае действовать с надлежащую осторожностью и осмотрительностью, дабы не внести на первых же порах какого-либо замешательства в ход дел по учебной, административной, хозяйственной и дисциплинарной частям университетского управления»369.

В указанных министром статьях устава упоминались ректоры, секретари советов, деканы, профессора, лекторы, лаборанты и их помощники, хранители кабинетов и музеев, прозекторы и их помощники, астрономы-наблюдатели, ученые садовники, механики и препараторы, ординаторы клиник, провизоры, библиотекари и их помощники, бухгалтеры и их помощники, архитекторы, университетские врачи, экзекуторы и их помощники, архивариусы, письмоводители, инспекторы студентов и их помощники.

Несколькими днями ранее, 30 августа 1884 г. И.Д. Делянов писал попечителю Московского учебного округа П.А. Капнисту: «Относительно ректоров я полагаю ходатайствовать перед Государем Императором об утверждении в сей должности тех лиц, которые занимают оную в настоящее время». И далее:

«Хотя избрание деканов и инспектора студентов предоставляется непосредственно Попечителю учебного округа, тем не менее, Ваше Сиятельство без сомнения признаете полезным истребовать частным образом мнение ректора […] по вопросу о том, не могли бы с пользую для дела и для надлежащего приведения в действие нового устава быть утверждены нынешние деканы и инспектор студентов»370.

Очевидно, что более всего новый устав затронул интересы доцентов шести университетов, чьи должности вовсе ликвидировались. Судьба бывших штатных доцентов была определена в «Высочайше утвержденном мнении Государственного Совета об общем уставе о штате Императорских Российских университетов» следующим образом: «а) тех из них, которые приобрели известность своими учеными трудами и даром преподавания возвести в звание экстраординарных профессоров, не требуя от них для сего докторской степени, но обязав их приобретением оной для дальнейшего повышения в ординарные профессоры; б) возлагать на доцентов, если преподавание их признано будет полезным, временное исполнение обязанностей вакантных профессорских должностей, на указанном в статье 64 нового устава университетов основании, возобновляя, в случае надобности и приносимой пользы, таковое поручение ежегодно, с сохранением притом за сими лицами, в продолжение всего этого времени, содержания и служебных преимуществ, предоставляемых доцентам по уставу и штату университетов 1863 г. и с распространением на них действия статей 23, 69, 99 и 11 нового устава; в) всех остальных доцентов оставить за штатом, предоставив им читать лекции в качестве приват-доцентов, и при этом условии пользоваться в течение двух учебных годов, следующих за утверждением настоящего узаконения, содержанием и служебными преимуществами, присвоенными должности доцента по уставу и штатам 1863 г. и с распространением на них действия приведенных в предшествующем пункте статей нового устава»371.

1 сентября 1884 г. МНП предлагало попечителю Одесского учебного округа С.П. Ярошенко для претворения в жизнь новых правил «войти немедленно в соглашение с ректором и деканами каждого факультета в отдельности и вместе с ними тщательно обсудить, к какой из вышеперечисленных категорий должен быть отнесен каждый из наличных штатных доцентов», учитывая при этом количество ординарных и экстраординарных профессоров, определенных новым уставом372.

Согласно последующему донесению попечителя, 7-го и 8-го сентября он провел соответствующие встречи с деканами физико-математического и юридического факультетов (на третьем – историко-филологическом – доцентов не было, а медицинский факультет ИНУ будет открыт позднее, в 1900 г.).

Приведем в качестве примера несколько характеристик попечителя С.П. Ярошенко на доцентов, на основании которых принимались решения об их дальнейшей службе. В характеристике на доцента физико-математического Л.В. Рейнгарда говорилось, что он «в течение нескольких лет нес на себе всю тяжесть преподавания по кафедре ботаники.

Эту задачу он выполнил с большим успехом, успев приобрести репутацию способного преподавателя, и постоянно работая по своему специальному предмету, приготовил работу, представляемую им для защиты на степень доктора. Почему д[ействительный] с[татский] с[оветник] Вериго [декан факультета – М.Г.] и полагает возможным причислить г[осподина] Рейнгарда к 1-й категории.

Хотя я и разделяю в общем характеристику г[осподина] Рейнгарда, высказанную г[осподином] Вериго, тем не менее в ввиду кратковременности его службы, невыясненности характера и направления, равно принимая в соображение возможность скорого представления им докторской диссертации […] полагал бы более справедливым и полезным отчислить г[осподина] Рейнгарда ко 2-й категории».

К той же категории был причислен доцент П.Г. Меликов. Два других доцента физико-математического факультета – В.М. Репяхов и П.А. Спиро – были причислены к 3-й категории. Единственным из доцентов ИНУ, причисленный к 1 й категории, оказался В.И. Палаузов.

Ему была дана такая характеристика: «По своей преподавательской и научной деятельности предоставляет все данные заключить, что он и в том и другом отношении является вполне и прочно установившемся ученым. Его литографированный курс уголовного судопроизводства […] мог бы быть напечатан.

[…] Доцент Палаузов в течение четырех лет преподавания в качестве доцента ведет практические занятия со студентами 4 курса, весьма важные и необходимые в такой науке как уголовное судопроизводство. [В.И. Палаузов] приготовил к печати докторскую диссертацию […].

На основании вышеизложенных соображений признается желательным причисление г[осподина] Палаузова к 1-й категории с возведением его в звании экстраординарного профессора». При обосновании того, почему, например, доцента юридического факультета Л.В. Федоровича следует отнести к 3-й категории и предложить ему только приват-доцентуру, указывалось на то, что, с одной стороны, Л.В.

Историографическая традиция и новые подходы к изучению университетского профессорско-преподавательского корпуса

Учитывая, что нижняя хронологическая граница настоящей диссертационной работы хронологически пролегает в конце XIX в., за более чем 130 лет сформировалась обширная исследовательская традиция изучения отечественного университета и его профессорско-преподавательского корпуса.

К характеристике наличествующего массива осуществленных исторических исследований целесообразнее всего подойти, применив хронологический принцип, поскольку исследования, созданные в дореволюционный, советский и современный периоды, качественно отличаются друг от друга, с точки зрения преобладающих сюжетов, оценок и подходов.

Дореволюционный период изучения темы

В силу общественной значимости дореволюционного университета, он стал предметом осмысления уже современниками. Однако основной круг работ этого периода, затрагивавших феномен профессорско-преподавательского корпуса, представлял собой весьма многочисленные публицистические произведения, которые, с точки зрения нашего исследования, выступают в роли источников, и их характеристика была дана в соответствующем разделе Введения.

Впрочем, отдельные публикации, посвященные дореволюционному университету, созданные современниками, явно выходят за рамки публицистики, написанной «на злобу дня», а представляют собой полноценные научные исследования.

Отметим в этом ряду сочинения Р.И. Выдрина, А.И. Георгиевского, Г. Зацепы, П.Е. Казанского, Н.И. Кареева, Ю.А. Кулаковского, Л.И. Петражицкого.

Одесский профессор П.Е. Казанский в своей книге, посвященной постановке юридического образования в университетах, привел обзор методов преподавания и изложил собственные педагогические идеи. Выступив критиком лекционной системы, он писал: «Вместо того, чтобы заставить трудиться самого учащегося, при чтении лекций тяжесть работы переносится на учащего, а учащемуся предоставляется пассивно следить за ходом чужого мышления».

Поэтому, полагал П.Е. Казанский, лекция не дает никому из слушателей возможности продумать и усвоить постоянно сообщаемые новые сведения. Именно в этом профессор видел «коренной недостаток господствующего приема преподавания». Любопытно, что, рассуждая об университете в целом, П.Е.

Большой вклад в осмысление феномена университета внес Л.И. Петражицкий, обобщивший свои мысли в двухтомном труде «Университет и наука. Опыт теории и техники университетского дела и научного самообразования». В отличие от П.Е. Казанского, Л.И. Петражицкий отстаивал первостепенную важность научной деятельности профессора:

«Ходячему теперь взгляду на университеты, как “учебные заведения”, мы противопоставили […] положение: университет есть коллегия мыслителей и ученых, ученое учреждение, очаг научного творчества и света». Помимо этого, автор выступил горячим сторонником идеи об университете как центре просвещения и общественной жизни:

Петербургский историк Н.И. Кареев в книге «Выбор факультета и прохождение университетского курса»6, адресованной молодежи, стоявшей перед выбором образовательной траектории, подчеркивал приверженность университета к «чистому знанию», в чем он видел его ключевое отличие от высших учебных заведений прикладного характера. При этом Н.И.

Одной из дискуссионных сторон университетской жизни рубежа XIX– XX вв. – профессорскому гонорару – посвящена книга киевского профессора Ю.А. Кулаковского7. Автор занял критическую позицию по отношению к названному явлению университетской жизни, но не просто принял поверхностное участие в полемике по этому вопросу, а привел данные о размере гонорара, проанализировал влияние последнего на отношения внутри преподавательского коллектива и на отношения профессоров со студентами, провел сравнение с гонорарной системой, действовавшей в университетах Западной Европы.

Тяжелому положению «младших преподавателей» посвящено исследование ассистента ИМУ Г. Зацепы8. Тема, поднятая автором, оказалась особенно актуальна именно для рассматриваемого периода в силу широкого распространения в конце XIX – начале XX в. института приват-доцентуры. Впрочем, Г.

Еще более актуальной стороной университетской жизни рубежа XIX– XX вв. стало мощное студенческое движение, анализируемое современниками с различных идеологических позиций.

С социал-демократических позиций была написана книга Р.И. Выдрина «Основные моменты студенческого движения в России»9. Автор прослеживает эволюцию отечественного студенческого движения на протяжении XIX – начала XX в., отмечает социальную демократизацию российского студенчества и подчеркивает его роль в протестном движении.

С противоположных – проправительственных – позиций студенческое движение исследовал председатель учного комитета МНП А.И. Георгиевский10. Наиболее примечательным обстоятельством этого фундаментального труда можно назвать то, что автор рассматривает студенческие движение, протестные выступления в контексте проблемы лояльности университетской профессуры, что было типично для правительственного взгляда на этот вопрос.

В конце XIX – начале XX в. были созданы биографические словари преподавателей ряда университетов. Применяя формальный подход, их как справочные издания тоже следует отнести к источникам. Однако более внимательное знакомство с этой литературой убеждает, что некоторые из биографических словарей являются самостоятельным историографическим фактом.

Поэтому применим к таким изданиям дифференцированный подход. По нашему убеждению, из словарей преподавателей ИКУ, ИСПбУ, ИУСвВ и ИЮУ, имеющих отношение к рассматриваемому периоду, определенно выходит за понятие справочного издания «Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского университета Святого Владимира (1834–1884)» (Киев, 1884, 816 с.)».

Несмотря на то, что готовилось это издание еще накануне введения нового университетского устава, в нем можно найти биографии киевских университетских преподавателей, продолживших в дальнейшем службу в ИУСвВ. В отличие от большинства подобных изданий, статьи (многие из них превышают десяток страниц) этого словаря носят, скорее, не формально-унифицированный, а очерковый характер.

В подобном духе написаны некоторые (далеко не все) статьи «Биографического словаря профессоров и преподавателей Императорского Юрьевского, бывшего Дерптского университета за сто лет его существования. (1802–1902)» (Т. 1. Юрьев, 1902. 664 с.; Т. 2. Юрьев, 1903. 656 с.).

К собственно исследовательской литературе, и то с некоторыми оговорками, можно отнести не так много текстов дореволюционного периода.

В первую очередь – это издания официального характера.

В 1901 г. было «печатано по распоряжению Министерства народного просвещения» крупное издание под заглавием «Обзор деятельности ведомства Министерства народного просвещения за время царствования Александра III (со 2 марта 1881 г. по 20 октября 1894 г.)»11.

Правда, в 650-страничной книге, посвященной функционированию МНП за все время царствования покойного императора (в заглавие вынесены точные даты нахождения его на престоле) Императорским университетам оказалось уделено только полсотни страниц. С точки зрения содержания, это издание предоставляет сведения информационно-отчетного характера по истории университетов за указанный период, в том числе статистические данные и обзор принятых законов.

Особенности университетских преподавательских сообществ

В завершающей части нашего исследования остановимся на типовых чертах отечественной университетской преподавательской корпорации, в том числе тех, что отличали е от иных профессиональных сообществ. Эти черты были выделены, как на основании оценок самих преподавателей, так и на основании авторского анализа.

Слабая конкуренция

Для современников было очевидным, что в сравнении с европейскими университетскими преподавателями их русские коллеги, чей круг был более узким, сталкивались с куда меньшей конкуренцией. Этот факт предопределял многие актуальные аспекты университетской жизни, включая кадровые вопросы, приват-доцентуру, систему гонорара.

Профессор ИМУ П.Г. Виноградов отмечал: «Для того, чтобы действительно провести свободный выбор между преподавателями, необходимо иметь возможность, по крайней мере, дублировать преподавание всех важнейших предметов. Располагаем ли мы таким запасом ученых – задавался вопросом П.Г.

Профессор ИНУ И.А. Линниченко, проводя сравнение отечественного профессора с западным, подчеркивал, что, в силу действия выборных процедур, последний всегда находится в ситуации конкуренции, что положительным образом сказывается на отдаче от его труда:

«Научная производительность западного профессора всегда значительна и находится в постоянном возбуждении – он не может успокоиться на добытых в прошлом лаврах, следит за появлением новых данных и теорий в науке, критически их оценивает и сам продолжает обогащать науку и новыми научными фактами, и новыми их разъяснениями. Его жизнь perpetuum mobile в сфере научных разъяснений»1734.

На эту же тему высказывался профессор ИУСвВ Ю.А. Кулаковский: «Обилие университетов, их близость, удобство сообщения, облегчающее возможность перехода из одного университета в другой, имеют своим последствием то, что каждый профессор германского университета может действительно сознавать себя конкурентом всех других профессоров, занимающих ту же кафедру в других университетах; репутация каждого из них как ученого и как “академического учителя” (akademischer Lehrer), как говорят в Германии, является общим достоянием в среде всей германской учащейся молодежи, и те из преподавателей, которые получат признание знаменитости, привлекают в свои аудитории юношество со всех концов Германии.

Не подлежит никакому сомнению, что дух конкуренции бодрит и оживляет в Германии профессорское сословие, и та материальная выгода, которая достается на долю знаменитых в области своей науки профессоров, является не последним стимулом их преподавательского усердия»1735. И далее:

«Если германские профессора конкурируют между собою, то поприщем этой конкуренции является никак не данный университет в отдельности, a все они вместе, и каждый германский профессор, имеет своими конкурентами всех своих коллег по специальности в других университетах.

Поводом обратиться к теме невысокой в сравнении с Европой конкуренции университетских преподавателей в конце XIX в. стало инициированное министерством обсуждение гонорарной системы, идея которой была заимствована из Западной Европы. Авторы доклада о гонораре физико-математического факультета ИКУ (1897 г.) заявляли, что гонорарная система «не оправдала возлагавшихся на нее ожиданий, так как она совершенно не соответствует строю жизни русских университетов.

За границей, откуда она была заимствована, при господствующей там свободе преподавания и свободе слушания, а также при густой сети университетов, она в значительной степени достигает своей цели вознаграждать в большем размере ученые заслуги и преподавательские таланты»1737.

На тему различий между русским и европейским профессором, применительно к проблеме гонорара, рассуждал и профессор медицинского факультета ИКУ К.А. Арнштейн. Он писал: «В Германии, по примеру которой у нас введен гонорар, служебные условия совершенно иные.

Это движение по службе всецело зависит от научного рвения и педагогических способностей профессоров. Возможность перейти в другой Университет и затем улучшить свое материальное положение служит стимулом для преподавателей. Они сохраняют энергию не только из любви к науке или из тщеславия, но и удовлетворяют научной работой возрастающие потребности семьи. Ничего подобного у нас нет»1738.

Объективным фактором, способствовавшим сохранению невысокой конкуренции в борьбе за профессорское место, было фактическое недопущение в России женщин в университетскую преподавательскую корпорацию.

Хотя стремление женщин к интеллектуальной деятельности наблюдалось, возможности реализовать его в России у них были весьма ограничены1739.

При этом отношение мужчин-профессоров к вопросу о женщине как университетском преподавателе было, естественно, неоднозначным.

О «крайней желательности допущения в университет женщин» говорил в 1915 г. профессор ИНСУ Н.М. Какушкин во время обсуждения очередного проекта нового университетского устава1740. Однако после прений большинство профессоров проголосовало за «необходимость приема в университет женщин на все свободные от мужчин вакансии»1741.

Противником привлечения женщин на преподавательские должности выступал М.М. Богословский. Он рассуждал следующим образом (дневниковая запись от 24 января 1916 г.): «Для ученой деятельности нужно творчество; эта деятельность не есть пассивное усвоение, а творчества нет у женщины.

Нет женщин-композиторов, нет поэтов, нет живописцев – не может быть и крупных ученых, хотя могут быть и нужны и должны быть очень образованные. Мы работаем на Высших женских курсах над повышением уровня женского образования, над вооружением женского труда знанием, а не для выработки женщин-ученых»1742.

Во всяком случае, в рассматриваемый период отношение к идее вовлечения женщин в преподавательские круги стало трансформироваться, и сама перспектива этого уже не казалась невозможной. Е.А. Ростовцев приводит данные о двух женщинах, включенных в 1914–1915 гг. в число приват-доцентов ИСПбУ – М.А.

Островской и О.А. Добиаш-Рождественской1743. После февральской революции женщины стали появляться среди университетских служащих. Например, в июле 1917 г. старшим ассистентом кафедры ботаники Пермского университета была избрана А.М. Шелоумова, которая родилась в 1887 г. в Тамбовской губернии, окончила Муромскую женскую гимназию и Бестужевские Высшие Женские курсы1744.

Итак, приведенные сведения красноречиво рисуют картину менее острой конкуренции за профессорское место в дореволюционном российском университете, чем в университете европейском. Однако подчеркнем, что это, в большей степени, актуально для характеристики национальных систем высшего образования в целом, чем для отдельных университетов.

Использование атрибутики

В отличие от большинства профессиональных групп дореволюционной России, университетские преподаватели располагали некоторыми элементами корпоративной атрибутики. Их функцию отчасти выполняли нагрудные знаки отличия для лиц, удостоенных Императорскими университетами ученых степеней магистра и доктора.

Введение таких знаков по положению комитета министров было утверждено Императором Александром III 7 июня 1885 г. Несколько позднее, 18 июля, были утверждены рисунки знаков, описание и правила ношения («1. Для степени доктора предполагается знак золотой при серебряном лавровом венке и таковой же буквы Д. 2.

Для степени магистра предполагается знак серебряный при золотом лавровом венке и золотой букве М. 3. Внутренность креста для обоих степеней синей эмали, окаймленной двумя золотыми ободками, из коих наружный матовый, а внутренний – полированный. 4. Носить знак на правой стороне»)1745.

Реализация системы подготовки преподавателей высшей школы в дерптском профессорском институте как в научно-педагогической школе

Следующим методологическим подходом, положенным в основу нашего исследования, является аксиологический. Основными понятиями данного подхода являются «ценность», «ценностные ориентации», которые определяют, насколько значимо для культуры и социума то или иное явление действительности.

Аксиология как теория ценностей, как «философское учение о природе ценностей, их месте в реальности и о структуре ценностного мира, т.е. о связи различных ценностей между собой, их обусловленности социальными и культурными факторами и структурой личности» [394, с.

9], тесно соприкасается со всеми науками о человеке и обществе. Понятие «ценность» широко используется в философии, социологии, психологии в различных аспектах для обозначения объектов и явлений, их свойств, характеристик, выступающих в качестве идеальных ориентиров для личности и общества.

В философии под ценностью понимаются «определенные явления действительности», имеющие «человеческое, социальное и культурное значение». Это «все многообразие предметов человеческой деятельности, общественных отношений и включенных в их круг природных явлений», являющихся «объектами ценностного отношения», т.е. оцениваемых в «плане добра и зла, истины или неистины, красоты или безобразия» [467, с. 765] и т.д.

Философами отмечается, что каждая историческая эпоха «может характеризоваться специфическим набором и иерархией ценностей, система которых выступает в качестве наиболее высокого уровня социальной регуляции» [467]. Ценности, по мнению М. Мамарда-швили, определяют идеалы, цели, представления о должном, прекрасном и истинном.

В социологии «ценность рассматривается как социальная составляющая в развитии человека, имеющая значение не только для личности, но и для социальной действительности» [439, с. 518]. Социальные ценности выражают «идеалы, чаяния людей», они относятся к «целеполагающим сторонам социальной деятельности» [263].

Таким образом, философы и социологи, рассматривая ценности в соответствии с особенностями каждой из наук, приходят к выводу, что, в зависимости от позиции личности и общественных отношений, ценность может быть как постоянной категорией, так и изменяющейся.

Дефиниция ценностная ориентация также относится к категории ценностей. Культурологи под ценностной ориентацией понимают «комплекс духовных детерминант деятельности людей или отдельного человека, а также соответствующих им социально-психологических образований, которые интериоризуются в положительном ракурсе их значений» [67, с. 523].

Философы систему ценностных ориентаций личности рассматривают в качестве «важного элемента ценностных отношений в обществе», которая формируется и трансформируется в процессе исторического развития общества [467, с. 765].

Социологами ценностные ориентации рассматриваются как «разделяемые личностью социальные ценности, выступающие в качестве целей жизни и основных средств их достижения» [439, с. 403]. При этом отмечается, что ценностные ориентации являются значимым фактором, который регулирует мотивацию личности.

В социальной психологии ценность и ценностная ориентация рассматриваются как «любой объект (в том числе и идеальный), имеющий жизненно важное значение для субъекта (индивида, группы, слоя, этноса)» [440, с. 167]. Следовательно, ценность и ценностные ориентации характеризуют внешний и внутренний мир человека, его взаимоотношения с окружающими людьми.

С.И. Гессен, основоположник философии образования в России, педагог, в начале ХХ века в своей концепции ценностей обозначил «культурные ценности», которые «ценны для нас не как условия достижения чего-то другого, но сами по себе». К ним относятся «наука, искусство, нравственность, хозяйство и пр.

Все эти «культурные ценности» святят своим собственным светом, являются «целями в себе» [156, с 32]. Рассматривая образование как культуру индивида, С.И. Гессен в качестве цели образования «культурные ценности, к которым в процессе образования должен быть приобщен человек» [156, с. 36].

В современных исследованиях по проблемам образования довольно часто встречается понятие «образование как ценность». В исследовании Н.К. Чапаева и В.А. Нечаева данное понятие рассматривается относительно трех субъектов: «для человека», «для общества» и «для государства» [474].

Авторами педагогических исследований, посвященным аксилогическим аспектам (Н.А. Асташова, В.И. Блинов, М.В. Богуславский, М.А. Захарищева, Н.Б. Никандров, З.И. Равкин, В.А. Сластенин [82; 113; 117; 188; 327; 395; 423] и др.), большое внимание уделяется образовательным ценностям, их роли в общей системе человеческих ценностей. Исследователи достаточно активно занимаются классификацией образовательных ценностей.

По мнению Г.Б. Корнетова, ценность может быть рассмотрена как объект ценностного отношения (характеристика внешних свойств вещей и предметов) и как субъект этого отношения (психологические качества личности). Благодаря отношениям между людьми, их общению, ценности становятся общезначимыми [251].

Участие профессоров и преподавателей в рынке городских услуг

Предоставление услуг от лица университетов

Дадим характеристику того, как профессора и преподаватели оказывали профессиональные услуги, действуя не как частные лица, а как университетские служащие.

Экспертная деятельность

Университетские профессора и приват-доценты были весьма широко востребованы другими городскими учреждениями как эксперты в той или иной области.

Отметим, что к этой стороне деятельности преподавателей в нескольких выступлениях на научных форумах в последние годы обращалась Е.А. Вишленкова1117.

Широкую палитру самых разнообразных обстоятельств привлечения университетской профессуры в качестве экспертов рисуют, например, материалы архивного дела, хранящегося в APW и озаглавленного «Переписка с разными властями по делам судебно-медицинских исследований доставления в Университет судебно-медицинского материала».

Содержание документов этого дела оказывается гораздо шире названия. По ним можно составить достаточно полное представление о том, от кого в начале XX в. в ИВУ поступали запросы на проведение экспертиз силами профессоров, и о том, какого рода экспертиза была востребована.

Запросы на проведение судебно-медицинской экспертизы поступали именно от следственных и судебных ведомств. Например, в 1901 г. председатель уголовного департамента Варшавской судебной палаты просил ректора профессора Г.К. Ульянова определить специалиста для проведения химико-микроскопической экспертизы «остатков внутренностей» жертвы преступления. В 1902 г. главный следователь окружного суда Варшавы направил в университет «четыре банки с внутренностями и зародышем Эстеры Явербаум […] для исследования на предмет обнаружения сулемы1118».

В том же году товарищ председателя Варшавского окружного суда обращался к ректору Г.К. Ульянову: «Имея в виду то, что химическое исследование, произведенное на предварительном следствии, не дало достаточного материала вызванному эксперту профессору Григорьеву высказаться на судебном следствии относительно того, содержится ли во внутренностях покойного […] весомое или невесомое количество стрихнина, что позволило бы заключить эксперту, отравлен ли или не отравлен покойный, окружной суд […] просит Ваше Превосходительство сделать распоряжение о производстве анализа». В 1911 г.

Съезд мировых судей г. Варшавы просил найти специалиста по глазным болезням для вызова его в судебное заседание в качестве эксперта. В том же году поступил запрос на специалистов, которые могли бы провести судебно-медицинскую экспертизу в делах об умышленном членовредительстве с целью уклонения от воинской обязанности. В 1911 г. председатель уголовного департамента Варшавской судебной палаты просил ректора ИВУ назвать специалиста, который мог бы быть вызван в судебное заседание в качестве эксперта по делу об отравлении.

В ответном послании ректор назвал ординарного профессора И.Ф. Пожариского. Аналогичный запрос был сделан и в 1913 г. В 1912 г. председатель 3-го уголовного департамента Варшавской судебной палаты искал профессора-психиатра в качестве эксперта в судебное заседание.

В марте 1913 г. от прокурора Варшавской судебной палаты ректору ИВУ профессору И.Н. Трепицыну поступило секретное отношение, содержавшее вопрос: «кто из лиц принадлежащих к преподавательскому персоналу Императорского Варшавского университета может быть вызван в заседание Варшавской Судебной Палаты по делу о графе Роникере, обвиняемом в убийстве, в качестве экспертов: а) по вопросам судебно-медицинским, для определения характера смертельных повреждений, нанесенных убитому, орудия их причинения, положения убитого во время их нанесения и времени необходимого для совершения убийства; б) для производства химико-биологического исследования пятен на пелерине1119 и фуражке убитого на предмет определения, не заключают ли таковые в себе следов крови».

Как видно из материалов архивного дела, помощь в расследовании тяжких преступлений могли оказывать не только медики. Так, в 1911 г. судебный следователь окружного суда писал в обращении к ректору ИВУ: «препровождая при сем три куска металла, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать распоряжение о производстве экспертизы для выяснения вопроса: одинакового ли состава кусок металла, обнаруженный у трупа убитого Адама Кедоса, с двумя кусками металла, обнаруженными при обыске у Степана Лыцбинского»1120.

Неоднократно различные ведомства обращались в ИВУ с целью проверки качества воды. В 1901 г. губернское правление просило провести химико-микроскопическое исследование жидкостей из водоемов, в которые попадали стоки полотняной и хлопчатонабивной фабрик, с целью определения вредности воды для здоровья.

В апреле 1909 г. профессор по кафедре гигиены и медицинской полиции Н.Н. Брусянин произвел анализ воды, взятой из артезианской скважины на станции Варшава-Брестская1121 на предмет пригодности воды для питья. Заключение профессор Н.Н. Брусянин сделал следующее: «такая вода при ежедневном употреблении в количестве около 3 литров (количество воды, которое человек ежед[невно] принимает с пищей и питьем) будет вызывать расстройство деятельности желудка и кишок.

Таким образом, данная вода не может быть допущена ни в качестве питьевой воды, ни для приготовления пищи». В 1910 г. сенатор, «ревизующий по Высочайшему повелению учреждения Привислинского края» направил в университет 8 бутылок, содержавших пробы воды из притока Вислы, из притока Варты, из фабричных стоков, и просил проверить влияние воды на здоровье человека, на здоровье скота, на произрастание трав и злаков, на резиновые рукава пожарных насосов1122.

Часто возникала потребность проверки качества не только воды, но и различных продуктов или товаров. В 1901 г. председатель уголовного департамента Варшавской судебной палаты запрашивал университетские власти, кто из сотрудников «может быть допрошен в качестве эксперта по делу о Ицеке Броде, обвиненном в нарушении Акц[изного] Уст[ава], для определения качества выделанного подсудимым из политуры спирта». В 1909 г. требовался специалист для установления химического состава цемента завода «Гродзец». В 1911 г. мировой судья 5-го участка Варшавы просил ректора проверить в химической лаборатории конфеты, пряники и шоколад, изъятые у одного из производителей. В 1913 г. предприятие, возводившее гродненскую крепость (в г.

Правление Варшавского округа путей сообщения в 1911 г. искало в ИВУ «эксперта-ботаника по рассмотрению дела Округа о праве собственности на намывы в русле р. Вислы у деревни Гаце Слупецкие»1124. Обращались в университет и издалека. Так, 1912 г. Пермская губернская управа обращалась к ректору ИВУ с просьбой подыскать из числа профессоров специалистов, которые могли бы провести исследование мест с залежами известняков и глин для выяснения их пригодности для производства цемента1125.

Востребованы были в том числе языковые компетенции университетских преподавателей. В 1910 г. ректор просил попечителя разрешить командировать и.д. доцента А.М. Евлахова в камеру Следствия «в качестве переводчика с испанского языка имеющихся у г. следователя по военно-следственному делу писем». В 1912 г. председатель уголовного департамента Варшавской судебной палаты просил ректора направить специалиста, владевшего английским языком в судебное заседание по делу лиц, обвинявшийся по 2-й части 102-й статьи уголовного уложения. В 1915 г. судебный следователь Варшавского окружного суда искал специалиста, владевшего эстонским языком.

Ректор спрашивал у профессора Э.Г. Розенталя, можно ли указать на него как на соответствующего специалиста. В 1915 г. по запросу председателя суда XXVII армейского корпуса на судебное заседание командировался лектор Эрдман как владевший немецким языком1126.

Все вышеперечисленные экспертизы университет был готов произвести на возмездной основе. Например, за уже упомянутый проведенный анализ химического состава цемента заводом «Гродзец» было уплачено ИВУ 94 руб. 50 копеек1127.