Русское фэнтези — автореферат и диссертация по филологии. Скачать бесплатно полный текст автореферата диссертации на тему Русская литература.

Основные научные подходы к изучению фэнтези

Таким образом, «след» не репрезентует модель, а указывает на возможность существования модели, что является, по мысли Ж. Деррида, «репрезентацией репрезентации» . Назначение симулякров философ видит в расширении границ познания, поскольку симулякр представляет собой «то, благодаря чему и как открывается путь, путь есть via rupta, способ раскрытия пространства» 4.

Много внимания симулякру уделяется в философской системе другого постмодернистского мыслителя Ж. Делеза, который в корне не согласен с платоновским представлением о симулякрах. Отрицая основополагающий тезис Платона о существовании «мира идей», Ж. Делез фокусируется на рассмотрении онтологической сущности симулякра.

По его мнению, симулякр не отражает в себе предметы реальности, а присутствует изначально в структуре бытия (имманентен бытию). Постулируя мысль о том, что понимание мира зависит от нашего восприятия, философ оправдывает, таким образом, существование и назначение симулякра, представляя его объектом мысли.

Симулякр при этом, перестает основываться на принципе подобия и взаимосвязи между оригиналом и копией, поскольку под симулякром Ж. Делез понимает не имитацию, а «скорее — действие, в силу которого сама идея образца или особой позиции опровергается»5.

В интерпретации Ж. Делеза симулякр предстает как некая инстанция, включающая в себя, как минимум, два ряда различий (различается только то, что подобно и только различное может быть подобно друг другу). В результате пересечения этих рядов устраняется «любое подобие, чтобы с этого момента нельзя было указать на существование оригинала или копии»1. Такая трактовка сущности симулякра отсылает нас к проблематике виртуальности и сущности виртуальной реальности.

Ж. Делез настаивает на том, что симулякр в силу имманентного отношения к реальности (отрицает и оригинал, и копию) не способен эволюционировать во времени и пространстве настоящей действительности. Согласно теории Ж. Делеза, симулякр, являя собой весь мир, функционирует циклично, «ради воцарения созидающего хаоса»2, что предполагает идею вечного возвращения бытия. «Вечное возвращение — это уникальный фан-тазм всех симулякров (Бытие всех сущих)» .

Современное состояние цивилизации, с точки зрения Ж. Делеза, находится под властью симулякров. При этом мыслитель проводит границу между симулякром и простой подделкой, объясняя свою позицию тем, что подделка еще не достигла той точки, «в которой она меняет свою природу и обращается в симулякр (момент поп-арта)»4. Ж.

Делез позитивен в отношении понимания и интерпретации симулякра, поскольку считает, что ирреальность, иллюзию порождает подделка, тогда как симулякр ведет к постижению виртуального, раздвигая таким образом границы искусства и философии. Другими словами, делезовское понимание симулякра оказалось частью концепции различия и повторения, в рамках которой философ исследовал проблематику виртуальной реальности.

С конца прошлого столетия начинает оперировать в своих работах понятием симулякр французский философ-постмодернист Ж. Бодрийяр, отводя данному термину центральное место в своей концепции, ставшей классической теорией симулякра в рамках постмодернистской философии культуры.

Симулякр в восприятии французского философа — это символический объект, привлекательный по форме и ориентированный в соответствии с по-требительским запросом . Симулякр Ж. Бодрийяра перестает соотноситься с реальностью и мыслится теперь сквозь призму других симулякров: не отражает вещь, предмет, но служит отражением идеи вещи.

Согласно философской теории Ж. Бодрийяра, существует различие между обычным образом и симулякром, отчетливо заметное на примерах повседневной жизни. Так, сильна разница между актером, играющим болезнь на сцене, и человеком, симулирующим заболевание. В первом случае мы наблюдаем всего лишь игру, не выходящую за рамки установленных правил, тогда как во втором случае симулянт заставляет окружающих поверить в то, что он на самом деле болен, изменяя, точнее подменяя, таким образом, действительность, когда о нем начинает заботиться окружение как о больном.

Полиморфизм фэнтези в современном социокультурном пространстве

В достаточной мере «ролевое движение» распространено и на территории Астраханской области. Изначально астраханцы выезжали на игры в другие регионы, однако, приблизительно с 2002 года подобные проекты приобрели местное значение. В настоящее время в Астрахани успешно функционирует реконструкторский клуб «Половецкая степь» (ранее именовавшийся «Варяги»).

Представители данного объединения ориентированы на воссоздание в игровой форме отдельных периодов истории Астрахани (в основном, прорабатывается эпоха Золотой Орды). Клуб самостоятельно создает доспехи, одежду, аксессуары исторических реалий прошлого, регулярно устраивает фестивали.

К сожалению, астраханское «ролевое движение» на сегодняшний день все еще носит стихийный и фрагментарный характер, наблюдается отсутствие устойчивых ролевых клубов, специализирующихся на создании фэнтези-игр живого действия. Однако на текущий момент на территории Астраханской области 4 года функционирует ролевой конвент «Южный дракон», целью которого является попытка объединения людей, имеющих отношение к ролевому сообществу (игроки, сценаристы, дизайнеры костюмов, поэты и т.п.) в единую организацию1.

В настоящее время на территории Российской Федерации проводятся десятки больших и малых ролевых игр, насчитывается несколько десятков мастерских групп, создающих и проводящих ролевые игры. В ролевом сообществе распространяются некоммерческие издания, посвященные играм и вопросам исторической реконструкции (интернет-журнал «Мое королевство»), авторские сборники, в том числе и музыкальные, например, альбомы

Полный текст автореферата диссертации по теме «фэнтези в современной русской литературе»

Российская Академия наук Институт русской литературы (Пушкинский Дом)

На правах рукотщ

КОРОЛЕВ Кирилл Михайлович

ФЭНТЕЗИ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: актуализация условно-древнеславинскон топики в контексте русского культурного национализма

Специальность 10.01.01 — русская литература

Автореферат диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Работа выполнена в Центре теоретико-литературных и междисциплинарных исследований Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

Научный руководитель: доктор филологических наук

Панченко Александр Александрович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Бобров Александр Григорьевич (ИРЛИ РАН)

доктор филологических наук, профессор Адоньева Светлана Борисовна (СПбГУ)

Ведущая организация: Институт мировой литературы

им. А. М. Горького РАН

Защита состоится 23 декабря 2022 года в у часов на заседании Специализированного совета Д.002.208.01 по присуждению ученой степени кандидата филолгических наук в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д.4).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Институра русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.

Автореферат разосланной» ноября 2022 года.

Ученый секретарь Специализирова, Кандидат филологических наук

С. А. Семячко

Современная ситуация в русской литературе характеризуется последовательной коммерциализацией поля литературы под воздействием массовой культуры. Эта коммерциализация проявляется применительно к литературе как напрямую, когда произведение признается литературно-культурным фактом на основе тиражности и размера авторских отчислений, так и косвенно, в форме наполнения книжного рынка текстами тех жанровых направлений и тематик, которые пользуются преимущественным спросом читательской аудитории. Среди указанных направлений и тематик значительная доля популярности приходится на фэнтези.

Отметим сразу, что мы рассматриваем фэнтези не как сугубо литературное жаирово-тематическое единство, а шире, как социокультурное явление, обладающее устойчивым признанием весьма многочисленной аудитории. Подобное расширение границ, как представляется, позволяет проследить многие взаимосвязи и взаимодействия внутри данного суб-поля массовой культуры, которые иначе, если сосредоточиться исключительно на литературном элементе, оказываются неучтенными и необъясненными.

История фэнтези насчитывает всего около столетия, однако с позиций литературной преемственности у этого явления весьма богатая «родословная». Для русской литературы эта преемственность тоже прослеживается, пусть и не столь глубоко в прошлое, как для литературы западной, прежде всего англоамериканской; поэтому говорить, что фэнтези в отечественной традиции -направление, привнесенное извне (а нам неоднократно доводилось слышать такое мнение, в том числе в научных дискуссиях и публикациях) — по нашему мнению, неправомерно.

Мы полагаем, что пример славянской фэнтези убедительно доказывает преемственность идеологических тенденций в отечественной культуре. Идеология, на которую опирается славянская фэнтези, во многих отношениях сохраняет актуальность для русской культуры в целом вот уже третье столетие.

На протяжении указанного периода эта идеология, которую мы определяем как русский культурный национализм, получала многочисленные литературные манифестации, и славянская фэнтези выступает в данном случае как очередной этап освоения этой идеологии массовым искусством и массовой культурой.

Степень разработанности проблемы. Славянская фэнтези как самостоятельное направление в литературе и массовой культуре сформировалась сравнительно недавно, во второй половине 1990-х годов; да и само представление о фэнтези как литературном направлении и как социокультурном явлении до сих пор не получило должного внимания отечественной науки.

на западных литературных образцах (преимущественно — творчество Дж. Р. Р. Толкина и К. С. Льюиса), а славянская фэнтези анализируется в основном по функциональному признаку (герой славянской фэнтези; «Волкодав» — самый известный роман М. В. Семеновой — как пример современной феминистической прозы и т. д.); попыток же исследовать славянскую фэнтези как этап развития русского культурного национализма, истоки которого прослеживаются со второй половины XVIII столетия, и как своего рода «отражение» воспринятых современным обществом идеологам «фолк-хистори» (популярной паранауки), не предпринималось вовсе, если не считать недавней статьи М. П. Абашевой , по сути, только обозначившей проблему.

В значительной степени исследовательский вакуум в изучении националистической проблематики славянской фэнтези для широкой публики восполняет публицистика: авторы последней смело, не утруждая себя доказательствами, выдвигают гипотезы о наличии особого «славянского мифа», который якобы противопоставляется в славянской фэнтези «западному прогрессистскому мифу» и составляет «идеологическое ядро» данного направления.

Эти публицистические конструкты не столько помогают выявить и осознать своеобразие славянской фэнтези, сколько привносят в анализ литературных произведений полемическую и даже политическую ангажированность. Настоящая диссертационная работа представляет собой первый в отечественном литературоведении и в отечественной культурологии опыт научного анализа славянской фэнтези как элемента русского культурного национализма.

Объектом исследования в диссертационной работе выступают литературные манифестации культурного национализма, а предметом исследования — корпус художественных текстов, прагматически и функционально подпадающих под определение славянской фэнтези и славянского метасюжета.

Цель настоящей работы — на основе анализа художественных текстов современной российской массовой культуры показать сюжетную и тематическую специфику произведений, относимых к славянской фэнтези, объяснить причины популярности данного направления у потребителей культурной продукции и проследить эволюцию идеологем славянской фэнтези в историческом контексте русского культурного национализма.

Целью работы определяются конкретные задачи исследования, к которым относятся:

изучение эволюции фэнтези как социокультурного явления в

пространстве современной российской культуры; формулирование исследовательской концепции «славянского метасюжета» и анализ эволюции этого метасюжета в отечественной культуре;

обнаружение идеологической преемственности между славянской

фэнтези и отечественной литературой советского периода; выявление и анализ основных формул славянской фэнтези; анализ паранаучных концепций, формирующих идеологемы славянской фэнтези; определение места славянской фэнтези в истории русского культурного национализма.

Предметом изучения являются художественные тексты российских авторов, опубликованные на русском языке в печатном виде или в форме электронного издания в 1995 — 2022 годах, а также литературные тексты советского периода, опубликованные как в СССР, так и за рубежом.

Диссертационное исследование опирается на конструктивистский, историко-литературный и социологический методы. В частности, такие понятия, как «народ», «нация», «патриотизм», «национализм» и т. д. трактуются в работе в соответствии с концепциями Б. Андерсона2, Р.

Брубейкера, Э. Хобсбаума, В. А. Тишкова: это интеллектуальные конструкты, признаки «вымышленных сообществ», создаваемые из субъективных представлений о реальном мире и служащие пропагандистским и мобилизационным целям. Традиционный для академического литературоведения историко-литературный метод предполагает изучение событий литературы и культуры в контексте исторического развития общества, исторической жизни идей.

Наконец социологический метод, разработанный в трудах П. Бурдье, Дж. Кавелти, Б. В. Дубина, Л. Д. Гудкова3, связан с пониманием литературы, прежде всего массовой, как одной из форм общественного сознания и как социального института; тем самым становится возможным изучать рынок производства символических / культурных ценностей, социальную динамику художественных вкусов, характер воздействия литературы на общественные представления.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Существующие дефиниции фэнтези как литературного направления и как социокультурного явления не учитывают важнейший родовой признак фэнтези — ее принадлежность массовой культуре. Фэнтези вне массовой культуры не существует: долгая предыдущая история

2 См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках н распространении национализма. М.: Канон-Пресс Ц, Кучково поле. 2001; Брубейкер Р. Именем наннн: размышления о национализме и патриотизме.// ЛЬ Imperio. 2006. № 2. С. 59-79; Хобсбаум Э.

Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. № 1. С. 47-62; Тишков В. А. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе. // Вопросы социологии. 1993. № 12. С. 3-38; Бучек А. А. Конструктивистский подход к исследованию тшического самосознания личности// Вестник КРАУНЦ. Гуманитарные науки. 2022. № 2. С.5-13.

3 См.: Бурлье П. Социология социальнога пространства / Пер. с фр.; общ. ред. и послесл. Н. А, Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алегейя, 2005. В 2 т.; он же: Поле литературы. // Новое литературное обозрение, № 45,2000, С. 22-87; Кавелти Д.

Изучение литературн ых формул // Повое литературное обозрение. 1996. № 22. С.33-64; Дубин Б. В. Семантика, риторика и социальные функции «прошлого»: к социологии советского н постсоветскою исторического романа. М.: ГУ ВШЭ, 2003; он же: Советский и постсоветский исторический роман: герои, по:>гика, социальные функции // Феномен прошлого. Ответ, ред. И. М. Савельева, А. В. Полетаев. М.:

изображения невозможного, невероятного и чудесного в литературе и культуре — это история эволюции конкретного художественного приема. Лишь в XX столетии, в эпоху современной массовой культуры, чудесное, иррациональное сделалось самостоятельной художественной парадигмой: сверхъестественное превратилось в необходимое условие существования вымышленного возможного мира.

2. Фэнтези как литературное направление и социокультурное явление

3. Славянская фэнтези и сопутствующие ей паранаучные концепции

фолк-хистори — очередной этап развития русского культурного национализма, текущая литературно-культурная манифестация славянского метасюжета.

4. Идеология славянской фэнтези, равно как топика и сюжетика этого

литературного направления, восходит к позднесоветскому историческому роману и, шире, к идеологии «русской партии» в отечественной культуре советского периода.

5. В славянской фэнтези можно выделить три основные литературные

формулы, на основании которых производится классификация художественных произведений, относимых к данному направлению.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые в российском литературоведении рассматривается культурно-националистическая проблематика славянской фэнтези. Широкие общественные дискуссии 1990-х-2000-х годов по поводу национальной идеи и «западной культурной интервенции» обосновывают актуальность изучения славянской фэнтези как социокультурного явления.

Практическая значимость работы обусловлена тем, что ее результаты могут быть использованы в общих и специальных курсах по истории русской литературы и отечественной массовой культуры.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в виде докладов на Четвертой междисциплинарной молодежной научной конференции «Современные методы исследования в гуманитарных науках» (2022, ИРЛИ, Санкт-Петербург), конференции «Межэтнические и межконфессиональные отношения в русском фольклоре и русской литературе» (2022, ИРЛИ РАН), а также на открытых заседаниях Центра теоретико-литературных и междисциплинарых исследований ИРЛИ (2022, 2022).

Структура работы определяется поставленными задачами. Диссертация состоит из основной части, изложенной на 176 страницах и включающей

введение, три главы, разделенные на параграфы, заключение и список литературы из 444 наименований, а также приложений, в которых представлены библиографии изданий художественных и паранаучиых текстов, относимых к славянской фэнтези и проанализированных в работе.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность проблемы, формулируются цели и задачи исследования.

В §1 анализируются различные дефиниции фэнтези — прагматические, то есть принятые в книгоиздании и у читателей, а также у других потребителей массовой культурной продукции, и определения, которыми оперируют публицистика и литературная критика. Прагматические подходы можно также назвать эмпирическими: эти подходы используют сложившуюся практику словоупотребления, благодаря чему к фэнтези становится возможным отнести значительное количество художественных текстов, причем начиная едва ли не с поэм Гомера (и тем самым как бы легализовать это направление в литературе), а также множество кинофильмов, произведений искусства и ролевых и компьютерных игр.

Что касается подхода научного, здесь мы сталкиваемся с чрезвычайным разнообразием точек зрения, гипотез и теорий; это несколько удивляет, поскольку понятие «фэнтези» — во всяком случае, в западном литературоведении — используется уже с ] 970-х гг. (а в издательской практике — и того ранее, с 1930-х гг.).

Кроме того, в этом параграфе анализируется история академического изучения фэнтези, на Западе, в СССР и в России, рассматриваются многочисленные научные дефиниции и делается вывод об игнорировании авторами определений важнейшего признака фэнтези — того факта, что она является неотъемлемой частью массовой культуры и не существует вне масс-культурного пространства.

Все прагматические характеристики фэнтези суть признаки явления массовой культуры. Как пишет В. П. Руднев, массовая культура «традиционна и консервативна. Она ориентирована на среднюю языковую семиотическую норму, на простую прагматику, поскольку она обращена к огромной читательской, зрительской и слушательской аудитории…

» При этом необходимым свойством продукции массовой культуры выступает занимательность, «чтобы она имела коммерческий успех, чтобы ее покупали и деньги, затраченные на нее, давали прибыль». Занимательность же в данном случае, по мнению Руднева, задается «жесткими структурными условиями текста», причем в «своей примитивности [эта продукция] должна быть совершенной». Направления массовой культуры обладают «жестким

синтаксисом»; подобная жесткая структурная схема позволяет читателю/зрителю/потребителю мгновенно опознавать конкретное направление массовой культуры в образцах продукции, причем опираясь не на жанрово-тематические различия, а на насаждаемые этой культурой «ненарушаемые» семиотические коды.

В завершение параграфа предлагается новая дефиниция фэнтези, учитывающая принадлежность фэнтези массовой культуре и помещающая это направление/явление в широкий культурный контекст. Фэнтези, согласно этому определению, есть тематическое направление, массово воспроизводящее возможность приобщения к чудесному/иррациональному через ретроспективное погружение в романтизированный условно-средневековый литературно-культурный стереотип.

В §2 рассматриваются классификации произведений фэнтези, анализируются их достоинства и недостатки и предлагается использовать в качестве классификатора понятие «метасюжет», под которым понимается общий культурно-идеологический организованный контекст, образованный совокупностью сюжетов определенной тематики.

— героико-эпический (или «высокая» фэнтези, или «меч и магия»);

— готический (хоррор и вампирская тематика);

— «темный» («низкая» фэнтези, героико-эпическая фэнтези «наоборот»);

— городской (вторжение потустороннего в современную жизнь);

— детективный (детективные сюжеты в фэнтезийных мирах);

— альтернативный (изменение хода истории в реальном мире под воздействием магии);

— исторический (художественное изложений событий истории вымышленного мира, с минимальным внимание к проявлениям иррационального в этой истории).

Данные метасюжеты характерны, по нашему мнению, именно для современного состояния фэнтези; в истории этого явления можно выделить и другие метасюжеты, но сегодня они, как представляется, не являются актуальными — так, авантюрный метасюжет, свойственный первому этапу развития фэнтези («прото-фэнтези», 1920-е — 1940-е годы), эволюционировал в нынешний героико-эпический, и аналогичная эволюция зафиксирована для других ранних метасюжетов.

В параграфе также обосновывается необходимость выделения в отдельную категорию «национальных», то есть культурно-националистических художественных произведений. «Национальный» метасюжет сыграл и

4 См.: Руднев В. П. Массовая культура. / Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1997. С. 157-158.

продолжает играть значимую роль в развитии отечественной литературы данного направления. Для западной, то есть англо-американской, фэнтези национальный метааожет не существенен — точнее, западная фэнтези в значительной степени существует внутри «евроатлантического» метасюжета: большинство авторов черпают материал преимущественно из свода западноевропейских историко-культурных традиций.

Возможно, единственным примером национального метасюжета в западной фэнтези является так называемая «артурианская фэнтези», то есть художественные тексты, основанные на преданиях о короле Артуре и его рыцарях. Впрочем, эти предания (и рыцарские романы) уже давно признаны общеевропейским культурным достоянием, поэтому мы вряд ли можем причислить их к манифестациям «национального элемента» в фэнтези.

Построение классификации фэнтези на основе метасюжетов позволяет формализовать указанную классификацию по сюжетно-тематическому принципу, причем такой классификатор обеспечивает широкий контекст для каждой категории. Кроме того, классификация с использованием метасюжетов обладает достаточно гибкостью, чтобы учитывать дальнейшую эволюцию фэнтези как литературного и социально-культурного явления

В §3 кратко излагается история фэнтези в западной литературе и культуре: рассматриваются соперничающие традиции «прото-фэнтези» — английская и американская, анализируется направление «меча и магии», достаточно подробно анализируется творчество Дж. Р. Р. Толкина и К. С.

Льюиса, авторов «инвариантных» произведений современной фэнтези, показывается влияние этих произведений на последующие тексты других писателей; одновременно производится классификация наиболее популярных и значимых западных фэнтези-текстов по предложенной в предыдущем параграфе схеме на основе метасюжетов.

В §4 рассказывается о становлении и развитии фэнтези в современной русской культуре: обосновываются хронологические рамки изучаемого периода, анализируется влияние перевода на русский язык «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкина на формирование фэнтези-культуры, исследуется эволюция читательских/зрительских предпочтений в постсоветский период, кратко описывается издательская история первых публикаций российских авторов фэнтези, вычленяются основные метасюжеты российской фэнтези, обращается внимание на кинематограф и сетевую культуру.

Глава вторая «Славянский метасюжет в русской культуре нового и новейшего времени» посвящена изучению трансформаций славянского метасюжета в советской массовой культуре, по отношению к которой современная российская массовая культура во многом выступает преемницей.

В §1 рассматривается славянская тема в современной массовой культуре, обосновываются отношения преемственности между современной массовой

культурой и массовой культурой позднесоветского периода (1960-е — 1980-е годы).

Массовую культуру мы понимаем как социальную универсалию индустриального и постиндустриального общества, когда технические средства устранили сначала локальные, а затем и национальные барьеры распространения информации и обеспечили внедрение массового образования на уровне, хотя бы минимально необходимом для потребления этой информации: это совокупность социальных идеологий, гуманитарных технологий и культурных ценностей, воспринятых и тиражируемых массовым сознанием» в качестве социальных стереотипов, моделей для воспроизведения «конвенциональных значений»6.

В известной степени массовая культура является идеологической преемницей культуры традиционной; различие между ними состоит в том, что вторая определяется исследователями как культура бесписьменного общества, тогда как первая подразумевает определенный уровень массовой грамотности.

Массовая культура как явление подразумевает космополитичность, наднациональность культуры. Однако данная культура обладает высокими адаптивными свойствами, которые способствуют появлению ее многочисленных локальных форм, учитывающих историческую и национальную специфику.

(При этом осуществляемая массовой культурой унификация культурных смыслов и ценностей сомнения не вызывает.) «Массовая культура космополитична по своей природе, однако в определенном социальном и культурном контексте она приобретает ярко выраженные особенности и образует весьма специфичные национальные варианты..,»8

Специфика российского националистического дискурса в преломлении массовой культуры заключается, с одной стороны, в героизации и сакрализации прошлого как средства обретения или восстановления национально-культурной идентичности, а с другой — в стремлении переосмыслить это прошлое с позиций приоритета культурных достижений русского народа в мировой истории (своего рода «протестная героизация»).

В первом случае прошлое трактуется массовым сознанием как историческое, то есть документально зафиксированное и научно подтвержденное; во втором случае оно воспринимается как антиисторическое, недостоверное и даже «конспирологическое», «оболганное» официальной наукой и фальсифицированное псевдоисторическими документами, то есть как прошлое, которого не было и которое скрывает «подлинную» историю.

5 О массовом сознании см.: Грушии Б. А. Массовое сознание: Опьгт определения и проблемы исследования. М.: Политиздат, 1987; Туманов С. В. Современная Россия: Массовое сознание и массовое поведение: Опыт иитефативного анализа. М.: Изд-во МГУ. 2000.

6 Гудков Л. Д. Массовая литература как проблема. Для кого?// НЛО. №22. 1996. С. 95.

7 Гудков Л. Д. Массовая литература как проблема. Для кого? С. 93.

8 Костина А. В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 100.

искусство. При очевидном взаимоотрицании, у этих точек зрения есть нечто общее, а именно — использование образа прошлого для конструирования желаемого будущего — будущего, в котором Россия предстает великой и могучей державой9.

Отдельно подчеркивается произвольность, конструируемость образа «славного прошлого», на который во многом опираются современные художественные и паранаучные трактовки славянского метасюжета.

В современном российском патриотическом контексте образ прошлого имеет синкретический характер — он одновременно историчен и антиисторичен. Причем его историчность находит выражение сразу в двух хронотопах, которые подвергаются героизации и сакрализации, — в хронотопе недавнего прошлого (прежде всего, период Великой Отечественной войны) и в хронотопе отдаленного прошлого (времена Киевской Руси, противостояния Степи и вторжениям с Запада).

Именно здесь, кстати, исторический образ прошлого пересекается с антиисторическим (последний утверждает «альтернативную» историю России, намного более древнюю и, если можно так выразиться, содержательную): эпоха Киевской Руси — «переосмысленная» сегодняшней массовой культурой — и во втором случае представляется золотым веком, образцом для воспроизведения и подражания.

Возможно, именно благодаря своей синкретичности образ прошлого приобрел такую популярность в современном массовом сознании и в массовом искусстве. История, «которой не было», представляется еще более героической, чем официальная, предлагает еще больше примеров патриотизма10 и поводов гордиться своей национальной принадлежностью; сконструированный образ прошлого выступает как «важный символический ресурс, открывающий путь к господству и власти.

Он культурно окрашен и предполагает наличие особых стоящих за ним интересов. Эти интересы не всегда осознаются, зато всегда находят эмоциональное выражение»11. Одним из таких «эмоциональных выражений» образа прошлого в российской массовой культуре является славянский метасюжет.

Безусловно, этот метасюжет в отечественной культуре имеет долгую историю, его зарождение можно возвести к общественным дискуссиям славянофилов и западников в XIX столетии. Однако нас интересует бытование данного метасюжета исключительно в массовой культуре, следовательно, мы

‘ Ср. рассуждения М. Л. Кутузова о конструировании прошлог о как способе управления будущим: Кутузов М. А. Массовая культура как способ видения будущего // Сетевой альманах «Русский архипелаг», 2003, 1»го://уц’у.агсЫре1а1!.ги/аи1Ьог5/кШигоуЛЛ1Ьгагу=1134. См. также: Шиирельман В. Л.

Ср. замечание Н. Г. Щербининой: «Героизация и сакрализация важного исторического события, которое фиксируется как элемент модели исторического прошлого, пропагандируемой официальным дискурсом… делает невозможной репрезентацию другого прочтения прошлого или попытку его рационального переосмысления».

» Шиирельман В. А. Нет истории в своем отечестве. Лекция в Политехническом музее 7 декабря 2022 г. /У Общественно-политический портал Орешрасе, 1н1р:/Л»-и’.ореП5расе.ги.’агис1е/680.

вправе ограничить хронологические рамки нашего исследования второй половиной XX и первым десятилетием XXI века.

Славянский метасюжет в своем современном воплощении начал оформляться (или конструироваться) в отечественной массовой культуре с 1990-х годов. Формирование этого метасюжета обусловили, по нашему мнению, следующие социально-исторические процессы и явления:

1) публикация массовыми тиражами этнографических и фольклорно-мифологических исследований, ранее недоступных широкой публике (1989 -1998 гг.);

2) активизация общественных движений националистического толка -общества «Память» и др. — и рецепция их идеологии массовой культурой (1987 г.

— по настоящее время)1′;

3) появление и пропаганда понятия «демократический патриотизм» и призывов к поиску национальной идеи в государственной идеологии (1994-1996 гг.) и последующая эволюция этих концепций (1998 г. — по настоящее время)

4) «коммерческая легитимация», то есть, тиражирование СМИ, в том числе телевидением, паранаучных концепций-«новой хронологии», различных конспирологических теорий, фолк-хистори и т.д. (1992 г. — по настоящее время);

5) превращение научных дискуссий о началах русской государственности (норманнская теория и антинорманизм) в мифологему массового сознания, в том числе под влиянием паранаучных спекуляций (середина 1990-х гг. — по настоящее время);

6) демаргинализация и культурная легитимация русского неоязычества / родноверия, а также популяризация родноверской идеологии в СМИ и в Интернете (начало 1990-х гг. — по настоящее время);

7) появление и закрепление в отечественном массовом искусстве, прежде всего в литературе и кинематографе, таких направлений как «славянская фэнтези» (1995 г. — по настоящее время) и «альтернативная история» (1997 г. — по настоящее время), а также «историософского романа»;

8) оформление националистического дискурса в сетевой культуре.

Все эти факторы в совокупности формируют текущее состояние

славянского метасюжета в российской массовой культуре. Но многие из них являются современными социокультурными манифестациями процессов и тенденций, свойственных советской массовой культуре, особенно ее позднего периода (1960-е — 1980-е годы). Поэтому представляется необходимым охарактеризовать указанные процессы и тенденции в их историческом развитии.

В §2 анализируются манифестации славянского метасюжета в советской культуре 1920-х- 1950-х годов: рассматривается формирование советской массовой культуры и проникновение в эту культуру национализма, санкционированное «сверху». Культурный национализм превратился, как

12 См.: Когсу W. Russian Antisemitisni, Pamyat, and the Dcmonology of Zionism. Newark: Hanvood Academic Publishers, 1995.

Происхождение и особенности развития фэнтези

Более того, мы полагаем, что дальнейшая разработка философско-культурологического подхода к пониманию фэнтези расширяет и углубляет исследовательское поле в данной области, что необходимо на современном этапе, так как фэнтези в настоящее время успешно функционирует во многих сферах современной культуры.

Подводя итоги основным положениям, изложенным в первой главе диссертационного исследования, мы пришли к следующим выводам.

В ходе сравнительного анализа систематизированы различные взгляды на природу симулякра исследователей-философов, занимающихся проблемой симуляции и симулякров в русле постмодернистской философии культуры. В качестве методологии диссертационного исследования осмыслена концепция симулякра французского философа-постмодерниста Ж. Бодрийяра, в результате чего выдвинута гипотеза о функционировании фэнтези как симулякра в современной культуре.

Подчеркнем, что теория симулякра Ж. Бодрийяра нам кажется логически не завершенной и в некоторой степени противоречивой. Так, философ в более поздний период своего творчества в рамках концепции симуляции выделяет четвертую стадию развития знака — фрактальную.

Учитывая, что предыдущие три этапа философ подкрепляет историографическим материалом, Ж. Бодрийяр обосновывает, таким образом, философско-онтологическое понимание каждой стадии посредством выделения так называемых порядков симулякра, т.е., исторических эпох, во время которых знак эволюционирует на основе определенного для каждой эпохи мировоззренческого закона.

Четвертая, фрактальная стадия развития знака обозначена Ж. Бодрий-яром лишь в общих чертах, нечетко сформулирован закон, на основе которого знак переходит на четвертую ступень развития, не определен четвертый порядок симулякров, хотя логически он подразумевается.

Кроме того, в работе «Прозрачность зла» (1990 г.) философ утверждает, что четвертая стадия характерна для самой современной эпохи, но что подразумевается под этим периодом неясно. Скорее всего, философ имеет в виду ближайшее будущее. Другими словами, четвертая стадия мыслится Ж.

Бодрийяром с позиции продолжения генезиса симулякра. Однако здесь мы обнаруживаем противоречие. Согласно теории симулякра, на третьей стадии знак превращается в чистый симулякр и перестает эволюционировать. Возникает вопрос, каковы тогда причины выделения четвертого этапа? Каким образом происходит эволюция симулякра на данном этапе?

Французский философ сравнивает распространение и развитие симу-лякров на фрактальном уровне с метастазами, стремительным и всеобъемлющим возникновением симулякров во всех областях социокультурного пространства. Такого рода восприятие согласуется с постмодернистским пониманием ризомы, однако ввиду недостаточной, на наш взгляд, проработки четвертой стадии эволюции знака, делать однозначное заключение по этому поводу не представляется возможным.

Оперируя в данном исследовании методологией Ж. Бодрийяра, отметим, что оценка философом симулякра как пустой формы, не несущей в себе ничего ценного, кажется нам излишне критичной. С одной стороны, при анализе современных культурных тенденций несложно согласиться с Ж.

Бодрийяром в том, что мы сегодня живем в век глобальной симуляции (виртуализации окружающего пространства), однако считаем, что при таком развитии мы не окружены тотальной пустотой или сплошной иллюзией, майей. По Ж. Бодрийяру, современная цивилизация — это пустыня реального, где даже сами люди — симулякры.

В эпоху сплошной симуляции мир, как считает философ, можно познать только с помощью симулякров, которые нам для этой цели необходимо производить. Таким образом, получается, что не все симулякры сегодня можно считать пустой формой, так как хотя бы часть из них должна нести определенную смысловую и идейную нагрузку, необходимую для понимания окружающей действительности и процессов, происходящих в ней.

Исходя из методологических оснований концепции симуляции, фэнте-зи вполне можно трактовать как симулякр ввиду того, что данное явление представляет собой изначальную множественность без наличия модели-референта с главной функцией отражения вымышленной авторской псевдовселенной.

Это положение сразу переводит фэнтези в разряд симулякра третьего порядка. Однако вспомним, что третий порядок — это сплошная симуляция, маскирующая отсутствие действительности, глобальная иллюзия. Учитывая данное положение, постараемся в восприятии фэнтези как симулякра отойти от критичного отношения к симулякрам Ж. Бодрийяра с целью выяснения смыслового и ценностного основания фэнтези.

Обобщая сложившее научное понимание «фэнтези» с позиции симулякра, необходимо определить авторскую позицию и понимание данного термина. Фэнтези сравнительно «молодое» в исследовательском плане явление. Анализ двух основных научных подходов позволил сформировать следующую дефиницию рассматриваемого нами явления.

Фэнтези — это сложное, полиморфное культурное явление, мысленный конструкт, основанный на фантастическом допущении и представляющий собой продукт создания авторской магической псевдовселенной, направленный на виртуализацию сознания человека.

К числу отличительных особенностей фэнтези считаем логичным отнести: — наличие вымышленного мира со своей историей, географией, культурой и вектором развития; — магию как основу, один из законов функционирования фэнтезийной вселенной и систему знаний о механизмах фэнтезийного мира; — сложный и разветвленный мифологический или сказочный сюжет; — многоступенчатый квест главного героя или команды героев, представленный обычно в качестве глобальной и таинственной миссии (спасение мира).

Текст диссертации на тему «фэнтези в современной русской литературе»

Королев Кирилл Михайлович

Фэнтези в современной русской литературе: актуализация условно-древнеславянской топики в контексте русского культурного национализма

04202253252

Специальность 10.01.01 — русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: доктор филологических наук А. А. Панченко

Санкт-Петербург — 2022

Фэнтези и проблема виртуальной реальности

Отмеченная нами выше виртуализация сознания посредством фэнтези (данная тенденция становится особенно заметной при обращении к фэнте-зийным ролевым играм) тесно связана с неомифологической характеристикой фэнтези. Вспомним, что, прежде всего, фэнтези базируется на переработке мифологических сюжетов, образов и архетипов и, таким образом, само по себе является своеобразной виртуальной матрицей.

Мифологическая природа фэнтези позволяет человеку сохранить культурную память посредством мысленной отсылки к образам коллективного бессознательного. Полагаем, что такого рода процесс является актуальным при ризомном развитии культуры в эпоху постмодерна.

К примеру, воздействие архетипов на сознание человека (особенно образов Героя и Пути, представленные в фэнтези главным персонажем и системой квеста) способствует, в определенной степени, позитивному формированию личности человека. Данное положение особенно показательно на примере молодежи как целевой аудитории фэнтези.

Отождествление себя с фэнтезийным гером и мысленное следование его путем в ходе знакомства с фэнтезийным произведением можно воспринимать как психологический тренажер в процессе личностных поисков. Данная мысль подтверждается статистическими данными.

Исследователь О.В. Виноградова в своей статье «Фэнтези и подросток созданы друг для друга Педагогические аспекты взаимодействия» приводит результаты социологического опроса, согласно которому «90% опрошенных подростков считают, что именно фантастическая книга спасает их от одиночества, скуки, обид.

По свидетельству Е.И. Гутмана, «ролевые компьютерные игры в жанре фэнтези являются интерактивной энциклопедией традиционного или архаичного общества»2.

Таким образом, главная функция фэнтезийных симулякров (в нашем случае, фэнтезийных ролевых игр) проявляется, по нашему мнению, в виртуализации сознания в сторону обращения человека к коллективному бессознательному, мысленным образам-архетипам, что в условиях современной постмодернистской реальности становится заметным процессом воскрешения культурной памяти.

Плюс ко всему, фэнтезийные компьютерные игры выступают в качестве своеобразной тренировочной площадки для отработки глубоких личностных проблем при разумной степени увлеченности компьютерной игровой реальностью вообще. Считаем целесообразным подчеркнуть, что интерес к компьютерным виртуальным мирам посредством игр не будет являться риском при понимании игры как органичной части реальной жизни.

При таком восприятии компьютерной игры мы можем наблюдать некритичный уровень виртуализации сознания. В противном случае, могут подтвердиться некоторые футурологические прогнозы относительно распространения влияния виртуального на человека и окружающую действительность.

К примеру, известный американский футуролог Э. Корниш в своей статье «Кибербудущее» утверждает, что «проводя все свободное время за компьютером, человек постепенно теряет потребность в живой, реальной коммуникации. «Рост числа электронных развлечений, — предупреждает исследователь, — очевидно, приведет к ожесточению человека, учащению его асоциального поведения»2.

Подчеркивая мысль о степени заинтересованности виртуальным игровым пространством, мы соприкасаемся с одной из актуальных на сегодня проблем — эскапистской направленностью компьютерных игр, проявляющейся в игромании как крайней степени увлеченности виртуальной игрой.

Рассмотрение данного проблемного поля выходит за рамки нашего исследования, однако, признаем, что чрезмерное увлечение компьютерными играми, в частности, фэнтезийного характера, создает потенциальную угрозу слишком глубокого погружения игрока в поле виртуальной реальности, что ведет к потере связей с окружающей действительностью и интереса к настоящему миру.

Такого рода тенденции, как подчеркивает Л.В. Баева, могут спровоцировать появление феномена «виртуального человека, воображаемо живущего в воображаемом мире» . Развитие данного сценария, в свою очередь, может подтвердить гипотезу Ж. Бодрийяра о том, что в современном мире все, включая человека, обращается в иллюзию, симулякр.

Однако, возвращаясь к предмету нашего исследования, отметим, что будет ошибочным категорично утверждать, что фэнтези играет центральную роль в формировании человека виртуального. Думаем, фэнтези в этом случае выступает скорее в роли элемента, способствующего формированию общего преставления о виртуальной реальности.

Что же касается обратной связи между фэнтези и миром виртуального, то в ходе анализа специфики развития фэнтези в условиях современной культуры, мы, опираясь на концепцию Ж. Бодрийяра, пришли к выводу, что разнообразные фэнтезийные продукты в качестве симулякров третьего порядка способствуют, в определенной мере, процессу виртуализации сознания с уклоном в сторону неомифологизации и архетипизации, что может, в свою очередь, характеризовать фэнтези не просто как пустой символический конструкт, а некую важную в ценностном отношении виртуальную матрицу, сохраняющую в себе мифологический багаж человечества, который может оказаться актуальным и крайне полезным в грядущем киберсоциальном веке.

Плюс ко всему, фэнтези вполне может стать в будущем мостом, связующим настоящую действительность и мир виртуального, обеспечивающего возможность погружения сознания человека в виртуальную реальность с целью гармонизации внутреннего микрокосма личности и беспрепятственного выхода обновленного сознания обратно в реальный мир.