Катаева сталиса гавриловна — диссертации — известные ученые
| Научная тема: | « | НЕМЕЦКИЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ) » |
Научная биография « Катаева Сталиса Гавриловна »
Членство в Российской Академии Естествознания
Специальность:10.02.04
Год:2022
Отрасль науки:Филологические науки
Основные научные положения, сформулированные автором на основании проведенных исследований:
- язык и политика неразрывно связаны друг с другом, так как не только язык воздействует на политику, но и политика воздействует на язык. Язык является, с одной стороны, объектом политического действия, с другой стороны, он обозначает сегмент действительности, соотносимый с областью политики;
- исследование немецкого политического языка, начиная с 1945 года и кончая современностью, проходит параллельно с развитием истории Германии и полностью зависит от изменений в политике;
- использование языка в политике означает в первую очередь использование политического лексикона. Политический лексикон представляет многомерное явление. Он демонстрирует широкую открытостьдля проникновения в него языковых единиц из разных, в том числе, специальных сфер жизни;
- идеологическая обусловленность является основополагающим признаком современного политического языка, его объединяющим признаком, проявляющимся в разных формах;
- идеологическая релевантность лексических единиц проявляется не только в конкретном словоупотреблении в политическом дискурсе, она изначально заложена на уровне языка в его словарном составе и, в первую очередь, в политическом лексиконе. Поэтому, наряду с прагматически ориентированным анализом ключевых понятий политической коммуникации на уровне речи (в политическом дискурсе), всегда остается актуальным их лексико-семантический анализ на уровне языка;
- политический язык, несмотря на свою широкую открытостьдля проникновения в него языковых единиц из других сфер жизни, имеет свои специфические, собственно политические языковые формы и свою структуру в рамках политического лексикона каждой страны;
- политический лексикон ФРГ и бывшей ГДР имеют одинаковую формальную структуру (одни и те же разряды политической лексики) при разном его содержании (наличии специфических идеологически релевантных номинаций, отражающих различия политических систем);
- с объединением Восточной и Западной Германии общественно-политическая лексика, ориентированная на реалии ГДР, в целом перестала соответствовать новой идеологии и сложившейся политической ситуации в объединенной Германии; она документирует ушедшую эпоху в словарях, литературных произведениях и публицистических текстах;
- изменения единиц политического лексикона бывшей ГДР c семасиологически и ономасиологически выраженной идеологической релевантностью вызвано деактуализацией одних, социалистических понятий, и актуализацией других понятий из политического лексикона ФРГ с их одновременной идеологической переоценкой;
- само понятие «языковое объединение» Германии не совсем точно отражает языковые процессы, вызванные историческим «поворотом» 1989-1990 гг., так как основным направлением языкового развития немецкого политического языка после объединения Германии стало не равноправное объединение двух национально-государственных вариантов немецкого языка, а «присоединение» восточного варианта к языковому варианту Западной Германии;
- разные разряды политического лексикона бывшей ГДР в разной степени подвергаются изменениям, наступившим после объединения Германии;
- определенная часть политического лексикона бывшей ГДР не находит своей фиксации в словарях объединенной Германии, она полностью исчезает;
- большая часть политического лексикона бывшей ГДР остается в словарях объединенной Германии в виде архаизированной лексики, с измененными пометами, с переходом в общеязыковой пласт лексики;
- остающиеся лексические различия между восточной и западной частями Германии еще долго будут существовать как «языковые рудименты», необходимые в переходный период «языкового присоединения» ГДР к ФРГ;
- изменения политической лексики в немецком и русском языках, вызванные объединением Германии и перестройкой в Советском Союзе, имеют общие и специфические черты, обусловленные национально-специфическими процессами, происходящими в языке и в обществе в эпоху глобальных перемен и переоценки всех ценностей, которые за сравнительно короткий срок привели к переидеологизации общества в бывшем Советском Союзе и в бывшей ГДР.
- «языковое наследство» социализма, различное в разных странах Восточнй Европы, будет и дальше по-разному воздействовать и влиять на выработку нового политического лексикона в объединенной Германии и в постперестроечной России.
Список опубликованных работ
I. Монографиях:
1. Katajewa S. Politolinguistik. Zur Erforschung politischer Sprache und politischer Kommunikation in Deutschland (1945-2000). – Липецк: ЛГПУ, 2003. – 140 с. (8,75 п.л.).
2. Катаева С.Г. Немецкий политический язык. Основные направления и тенденции развития (1945-2005). – Москва; Липецк: ЛГПУ (гриф МПГУ), 2007. – 205 с. (12,8 п.л.)
3. Катаева С.Г. Краткий немецко-русский словарь основных понятий немецкой политолингвистики. – Липецк: ЛГПУ, 2008. – 50 с. (3,13 п.л.)
II. Статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных положений докторской диссертации:
4. Катаева С.Г. О некоторых подходах к типологии немецкого политического языка // Вестник Костромского государственного университета имени Н.А. Некрасова. – Кострома: КГУ. №2. 2006. – С. 182-188. (0,69 п.л.)
5. Катаева С.Г. Этапы исследования немецкого политического языка в Германии (1945-2005) // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. – Воронеж: ВГУ, 2007. №1. – С. 197-202. (1,05 п.л.).
6. Катаева С.Г. Межкультурная политолингвистика: теоретические и прикладные аспекты // Преподаватель XXI век. – М.: «Прометей» МПГУ, №4. 2007. – С. 80-84. (0,45 п.л.).
7. Катаева С.Г. Проблемы определения понятийного аппарата немецкой политолингвистики // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Лингвистика». – Москва: МГОУ, №1. 2009. – С. 160-166. (0,44 п.л.).
8. Катаева С.Г. Языковое объединение Германии (о несовпадениях лексикографической фиксации идеологически релевантной лексики ГДР в общегерманском словаре) // Вестник Университета Российской Академии образования.– Москва: УРАО. №1. 2009. – С. 43-47. (0,31 п.л.).
9. Катаева С.Г. Немецкая политолингвистика – возникновение и становление новой научной дисциплины прикладной лингвистики // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. – Волгоград: ВГПУ, №2. 2009. – С. 59-64. (0,38 п.л.).
10. Катаева С.Г. Языковая борьба в период урегулирования германского вопроса (1952 год) // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Лингвистика». – Москва: МГОУ, №2. 2009. – С.197-201. (0,44 п.л.).
III. Научных статьях, опубликованных в сборниках:
11. Катаева С.Г. Разговорно окрашенные антропонимические номинации, функционирующие в газетно-публицистическом стиле // Языковые средства в функциональном аспекте. Межвузовский сборник МГПИ им. Ленина. – Москва: МГПИ, 1988. – С. 55-62. (0,5 п.л.).
12. Katajewa S. Wertende und expressive Lexik in Zeitungstexten // Das Wort. Germanistisches Jahrbuch. – М.: DAAD, 1994. – S. 73-77. (0,31 п.л.).
13. Katajewa S. Diminutiva, Derivation, Paronomasie, und Periphrase als agitatorisch eingesetzte Mittel der Politiker-Abwertung. Einige Beispiele aus der deutschspra¬chigen kommunistischen Presse der 80er Jahre // Wörter in der Politik. Analysen zur Lexemverwendung in der politischen Kommunikation. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1996. – S. 179-183. (0,31 п.л.).
14. Katajewa S. Sprache im geteilten Deutschland. Vom Unizentrismus zum Plurizentrismus // Лингвистика, литературоведение и методика преподавания немецкого языка (материалы научной конференции по итогам НИР за 1996 год). – Липецк: ЛГПИ, 1997. – С. 6-9. (0,18 п.л.).
15. Katajewa S. Forschungsbereich Politische Sprache in Deutschland 1945-1995 aus der Sicht einer russischen Auslandsgermanistin // Das Wort. Germanistisches Jahrbuch. – М.: DAAD, 1998. – S. 320-324. (0,6 п.л.).
16. Katajewa S. Eine Überblicksskizze zum öffentlichen Diskurs der Intellektuellen über die nationale Identität der Deutschen // Russische Zugriffe. Abhandlungen und Essays zur deutschen Literatur und Landeskunde. – Bochum: Institut für Deutsch¬landforschung, Ruhr-Universität Bochum, 1999. – S. 63-75. (0,81 п.л.).
17. Katajewa S. Sprachgeschichte als Zeitgeschichte im Deutschunterricht // Германистика и методика. – Липецк: ЛГПИ, 1999. – С. 5-7. (0,19 п.л.).
18. Katajewa S. Sprache im Umbruch // Германистика и методика. – Липецк: ЛГПИ, 2000. – С. 5-8. (0,25 п.л.).
19. Katajewa S. Politolinguistik – politische Sprache im DaF-Unterricht // Fachsprachenforschung und -didaktik in Russland: Aktuelle Situation und Zukunftsperspektiven. Beiträge des 19. Germanistentreffens. – St.-Petersburg: St. Petersburger Staatliche Universität für Wirtschaft und Finanzen, Institut für Fremds¬prachen, 2002. – S. 50-54. (0,31 п.л.).
20. Katajewa S. Kurs „Politolinguistik“ in der Fachrichtung Germanistik und der DaF-Didaktik // Das Wort. Germanistisches Jahrbuch. – Moskau: DAAD, 2003. – S. 311-328. (1,18 п.л.).
21. Катаева С.Г. Идеологически релевантная лексика в эпоху перемен // Вопросы лингвострановедения и лексикологии. Межвузовский сборник статей, аннотаций, рецензий, библиографий. Под редакцией В. Д. Девкина. – Москва: Прометей, 2003. – С. 67-76. (0,62 п.л.).
22. Katajewa S. Sprache und Politik im DaF-Unterricht in Russland // Der Deutsch¬unterricht. Nr.2. 2003. S. 76-78. (0,37 п.л.).
23. Katajewa S. Angewandte Sprachissenschaft? // Germanistik – wohin? Tagungsband der XX. Germanistikkonferenz des DAAD in Russland. – Archangelsk: Verlag Press-Print, 2003. – S. 159-168. (0,63 п.л.).
24. Katajewa S. Deutschlandforschung aus der Außenperspektive. Fortsetzung politolinguistischer Forschung im „Modell Bochum“ // Rückblicke aus Wologda. Das „Modell Bochum“ zur Weiterqualifizierung russischer Germanisten. – Wologda: Rusj, 2003. – S. 42-46. (0,31 п.л.).
25. Катаева С.Г. Эвфемизмы в немецком политическом языке // Разно-уровневая прагматика. Сборник лингвистических статей под редакцией В.Д. Девкина. – М.: Прометей, 2005. – С. 58-63. (0,38 п.л.).
26. Катаева С.Г. Политолингвистика. Возникновение лингвистики немецкого политического языка // Слово в языке и речи: аспекты изучения. Материалы международной научной конференции к юбилею профессора В.Д. Девкина. – М.: Прометей, 2005. – С. 168-176. (0,56 п.л.).
27. Катаева С.Г. Политический язык в развитии. Немецко-русские параллели // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. Т.2. – М.: Языки славянской культуры, 2006. – С. 127-136. (0,62 п.л.).
28. Katajewa S. Politische Sprache im Wandel // Zeitschrift für Angewandte Germa¬nistik. H.45/2006, – Frankfurt am Main: Peter Lang, 2006. – S.38-52. (0,94 п.л.).
29. Катаева С.Г. От уницентризма к плюрицентризму (Лингвистическая дискуссия 80-х годов о статусе немецкого языка в немецкоязычных странах) // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. Т.3. – М.: Языки славянской культуры, 2007. – С. 338-343. (0,38 п.л.).
30. Katajewa S. Politische Sprache im Wandel. Ein Deutsch / Russischer Vergleich // Akten des XI. Internationalen Germanistenkongresses. Paris 2005. – Bern/ Berlin/ Brusselex/ Frankfurt am Main/ New York/ Oxford/ Wien: Peter Lang, 2007. – S. 351 -358. (0,5 п.л.).
31. Катаева С.Г. О переходе общеупотребительных понятий в разряд идеоло¬гически релевантных (контроверзы политического словоупотребления) // Русская германистика. Ежегодник Российского Союза Германистов (спецвыпуск). – Нальчик: КБГУ, 2007. – С. 42-49. (0,5 п.л.).
32. Катаева С.Г. О некоторых несоответствиях лексикографической фиксации единиц политического лексикона бывшей ГДР в общегерманском словаре ФРГ // Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики и оптимизация преподавания иностранных языков. К 85-летию Р.Г. Пиотров-ского. Материалы Всероссийской научной конференции с международным участием. – Тольятти: ТГУ, 2007. – С. 96-101. (0,38 п.л.).
33. Катаева С.Г. Политолингвистика – дисциплина прикладной лингвистики // Новые подходы в лингвистике и методике преподавания немецкого языка как иностранного. Сборник материалов международной научно-практической конференции. – Липецк: ЛГПУ, 2007. – С. 41-50. (0,63 п.л.).
34. Katajewa S. Westen statt Europa. Zur Ost-West-Problematik am Beispiel des russisch-ukrainischen Gaskonflikts // Diskursmauern. Aktuelle Aspekte der sprach¬lichen Verhältnisse zwischen Ost und West“. Sprache – Politik – Gesellschaft. – Bremen: Hempen Verlag, 2008. – S. 179-186. (0,5 п.л.).
35. Катаева С.Г. Языковое объединение Германии. Изменения идеологически релевантного лексикона ГДР // Вестник Липецкого государственного педагоги¬ческого университета. Том 2, выпуск 1. – Липецк: ЛГПУ, 2008. – С. 92-101. (0,62 п.л.).
36. Katajewa S. Politolinguistik: Begriffskatalog der politischen Sprache // Российская германистика сегодня. Проблемы и тенденции развития. Сборник материалов международной конференции. – Липецк: ЛГПУ, 2008. – С. 7-15. (0,56 п.л.).
37. Катаева С.Г. Ключевые понятия немецкого политического дискурса // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. Т.3. – М.: Языки славянской культуры, 2009. – С. 340-347. (0,5 п.л.).
IV. Тезисах докладов научных конференций:
38. Катаева С.Г. Публицистическая образность // Проблемы функционального описания языковых единиц. Тезисы межвузовской конференции. – Свердловск: Свердловский пединститут, 1990. – С. 143-144. (0,13 п.л.).
39. Katajewa S. Wertende und expressive Lexik in Zeitungstexten // Praktische Textsortenlehre. Ein Lehr- und Handbuch der professionellen Textgestaltung. – Helsinki: Universitätsverlag, 1993. – S. 205-206. (0,13 п.л.).
40. Katajewa S. Kommentare der DDR-Presse zur Zeit der «Wende» // Лингвистика и методика преподавания немецкого языка. Материалы научно-методической конференции по итогам НИР за 1995 год. – Липецк: ЛГПИ, 1996. – С. 4. (0,06 п.л.).
41. Катаева С.Г. Политолингвистика – новый специальный курс для студентов факультета иностранных языков // Германистика и методика. – Липецк: ЛГПИ, 1998. – С. 3-4. (0,13 п.л.).
42. Katajewa S. Sprache im Umbruch. Deutsch-russische Parallelen // „Es wächst immer noch zusammen, was zusammen gehört.» 10 Jahre nach der Wiedervereinigung Deutschlands. – Липецк: ЛГПУ, 2001. – С.16-17. (0,13 п.л.).
43. Katajewa S. Vergleichende Analyse der politischen Sprachkultur – ein interkultureller Zweig der Politolinguistik // Германистика и методика. – Липецк: ЛГПУ, 2001. – С. 7-8. (0,13 п.л.).
44. Katajewa S. Politolinguistik interkulturell // Sprache, interkulturelle Kommunikation, neue Didaktikansätze. Beiträge des 18. Germanistentreffens – Ulan-Ude: BGU-Verlag, 2001. – S. 82-84. (0,19 п.л.).
45. Katajewa S. «Westen» statt «Europa» // Германистика и методика. – Липецк: ЛГПУ, 2001. – С. 7. (0,06 п.л.).
46. Katajewa S. Pragmantax II. Zum aktuellen Stand der Linguistik und ihrer Teildisziplinen. 43. Linguistisches Colloquium. – Magdeburg: Otto-von-Guericke-Universität, 2008. – S. 23-24. (0,12 п.л.).
47. Katajewa S. Politolinguistik – Fachterminologisches Instrumentarium der politischen Sprache // Globalisierung – Interkulturelle Kommunikation – Sprache. Тезисы 44-го Международного лингвистического коллоквиума. – Sofia: NBU, 2009. – S.13-14 (0,12 п.л.).
48. Катаева С.Г. О создании немецко-русского словаря основных понятий немецкой политолингвистики // Социогуманитарные науки в трансфор-мирующемся обществе. Сборник статей и тезисов докладов VII международной научной конференции. – Липецк: ЛГТУ, 2009. – С. 147-149. (0,19 п.л.).
V. Учебно-методических работах:
49. Катаева С.Г. Политолингвистика (язык политики). Программа курса по выбору для студентов // Программы курсов по выбору. Сборник 3. – Липецк: ЛГПИ, 1998. – С. 89-93. (0,31 п.л.).
50. Катаева С.Г. Охрана окружающей среды (Учебный материал для студентов 5 курса немецкого отделения). – Липецк: ЛГПУ, 2000. – 139 с. (8,7 п.л.).
51. Катаева С.Г. Курс по выбору «Политолингвистика» (для студентов старших курсов немецкого отделения факультета иностранных языков). Учебное пособие. – Липецк: ЛГПУ, 2002. – 35 с. (2,19 п.л.).
52. Катаева С.Г. Энергетика (Учебный материал для студентов 5 курса немецкого отделения). – Липецк: ЛГПУ, 2003. – 93 с. (5,8 п.л.).
53. Катаева С.Г. Демографический взрыв (Учебный материал для студентов 5 курса немецкого отделения). – Липецк: ЛГПУ, 2004. – 80 с. (5 п.л.)
54. Катаева С.Г. Немецкий язык (Учебный материал для студентов 5 курса немецкого отделения). — Липецк: ЛГПУ, 2004. – 72 с. (4,5 п.л.).
55. Катаева С.Г. Равноправие женщин. Миф или реальность? Часть I (Учебный материал для студентов 5 курса немецкого отделения). – Липецк: ЛГПУ, 2008. – 60 с. (3,8 п.л.).
56. Катаева С.Г. Равноправие женщин. Миф или реальность? Часть II (Учебный материал для студентов 5 курса немецкого отделения). – Липецк: ЛГПУ, 2009. – 79 с. (4,9 п.л.).
Пафос «простой и чудной» жизни
По точному замечанию В.Супы, реалистическое стремление правдоподобно и убедительно рассказать «историю из жизни» соединяется у него с модернистской образностью (43). Совмещение разных углов видения, выраженных с помощью разных функциональных стилей, интонационная чересполосица и создают в ранних произведениях В.
Катаева, с одной стороны, ощущение живой захлебывающейся речи человека этой же эпохи, рассказывающего хорошо известные ему истории, а с другой -писательской «недостроенности» текста, излишней пестроты и утомительной обстоятельности, того, о чем позже в связи с катаевским рассказом «Отец» скажет И.Бунин:
«Нет, все-таки какая-то в нем дикая смесь меня и Рощина. Потом такая масса утомительных подробностей! Прешь через них и ничего не понимаешь! Многого я так и не понял. Что он, например, делает с обрывком газеты у следователя? Конечно, это из его жизни» (44).
Эта «неразборчивость» будущего «лучшего стилиста советской литературы» в выборе стилевых приемов была точно спародирована А.Архангельским в цикле «Классики и современники», где литераторы новой эпохи «по-своему» трактуют «Капитанскую дочку». По верному замечанию В л.
Новикова этот пародист обычно «исследует единую художественную позицию» авторов, «под знаком легкой иронической остраненности синтезирует главную суть устремлений» писателя (45). У В.Катаева пародист обнаруживает стремление к яркой изобразительности, когда каждый предмет или явление не просто называются, но неизменно метафорически усиливаются и гиперболически оцениваются.
При этом ряды, из которых заимствуются метафоры и сравнения, разнородны, а порой и плохо соединимы: «Гуттаперчевое облачко круто висело на краю алюминиевого неба. Оно было похоже на хорошо созревший волдырь. Bejep был суетлив и проворен. Он бьш похож на престидижитатора»(46).
Загадочный «престидижитатор», что значит всего-навсего фокусник, — это украшательство не столько ради демонстрации своей эрудиции, сколько для придания тексту эффектности. Мир оценивается глазами человека нахватанного, шустрого: среди его сравнений и «кучер диккенсовского дилижанса», и «пуше н ш трол неосвещенного метрополитена» и «страшно утопическое солнце», по-журналистски и по-одесски развязного: «Черт подери!
У старика был страшно шикарный нюх», желающего произвести впечатление. По сравнению с приведенным в начале пушкинским текстом эта жажда эффектности производит тем более комическое впечатление, что техника катаевского письма основана на переписывании пушкинского с обязательным метафорическим разворачиванием каждого слова:
«Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами» — «Я спешно приближался к географическому месту моего назначения. Вокруг меня простирались хирургические простыни пустынь, пересеченные злокачественными опухолями холмов и черной оспой оврагов»(« больничная» тема здесь заменяет определение «печальные». — М.Л.)(47).
Чуть позже В.Катаев откажется от этой стилевой пестроты и подчеркнутой «шикарности», в чем, думается, ему немало помогли работа над фельетонами и авантюрно-приключенческими повестями, жанровые условия которых требовали стилистической однородности. Он научился «держать» единство интонации и приемов на большом тексте.
И, скажем, вызвавшая положительную реакцию у весьма взыскательных читателей повесть «Растратчики»(48) написана уже явным «гогольянцем», правда, 20-х годов, что отразилось в эпиграмме того же А. Архангельского: «В портрете — манера крутая, / Не стиль, а сплошной гоголь-моголь: / Посмотришь анфас — В.Катаев, / А в профиль посмотришь — НГоголь!» (49).
С.Рассадин, назвавший «Растратчиков» лучшим из написанного у В.Катаева, книгой, сопоставимой с произведениями М.Булгакова, М.Зощенко, И.Ильфа и Е.Петрова справедливо выделяет в ней именно «гоголевскую» составляющую: «Станиславский, в 1928 году руководивший постановкой пьесы по «Растратчикам».., увидел в них новые «Мертвые души», «фантасмагорию», «которую надо было развернуть на сцене в космических масштабах».
И вправду, история двух советских мальков, бухгалтера Филиппа Степановича и кассира Ванечки, бессмысленно и бездарно сорванных с места стихией растратничества и не сумевших, прежде чем очутиться в тюрьме, вкусить от краденого богатства хоть малую толику удовольствия, — это наша, российская история (история в обоих смыслах).
Это Русь-тройка, не в первый и не в последний раз сбившаяся с дороги и вывернувшая седоков в сточную канаву. Словом: «Вместо того, чтобы увидеть на сцене растрату как социальное зло, видишь страдания несчастных людей, мучающихся безвинно». Сказано, между прочим, одним из инициаторов запрета спектакля: глаз хулителя, как бывает, оказался остер, увидев в фарсе, «трагедию» (50).
С самого начала повести автор выдерживает, на первый взгляд, необоснованно длинные гоголевские периоды — рассуждения-описания по самым, казалось бы, мелким поводам с многочисленными попутными отступлениями от основной темы: «Собственно говоря, уже довольно давно в природе никакой Мясницкой улицы не существует.
Имеется улица Первого мая. Но у кого же повернется язык в середине ноября, в тот утренний тусклый час, когда мелкий московский дождь нудно и деятельно поливает прохожих, когда невероятно длинные прутья неизвестного назначения, гремящие на ломовике, норовят на повороте въехать вам в самую морду своими острыми концами, когда ваш путь вдруг преграждает вывалившийся из технической конторы поперек тротуара фрезерный станок или динамо… — у кого ж тогда повернется язык назвать эту улицу каким-нибудь другим именем?
Нет, Мясницкой эта улица была, Мясницкой и останется. Видно, ей на роду написано быть Мясницкой, и другое, хотя бы и самое замечательно лучезарное, название к ней вряд ли пристанет»(2,7-8). И «возвышенные» мыслц Прохорова (2,11), разительным образом несоответствующие его мирному занятию, и слабости Ванечки (2,14) — все это восходит к гоголевским произведениям и конкретным характеризующим гоголевским приемам.
От Гоголя идет и общая сюжетная схема путешествия по городам и весям в поисках некоего промысла, и более частные фабульные элементы: «миражная» интрига «Невского проспекта» в любовных похождениях Ванечки (51), мечты героев как движущая сила их поведения, внезапно вспыхнувшая любовь плута к невинной девушке, расплата за осуществленную мечту душевной болезнью и т.п. В.
Катаев к этому времени отчетливо осознает, что те или инью приемы должны быть содержательно увязаны с предметом описания. И гоголевская интонация отчетливо отсылает читателя к характеристикам «миражного», таинственного во лвсей его, казалось бы, конкретности мира.
Не случайно искать счастье герои отправляются в «город-призрак» с тройным именем, что актуализирует весь сложный ассоциативный ряд, связанный с этим полумифическим для чужих местом: от Евгения «Медного всадника», Евгения Онегина, который так же, как и Ванечка, «утомленный в постелю с бала едет» утренним городом, до Аблеухова «Петербурга».
Повесть о детстве: «белеет парус одинокий»
Созданный чуть позже первых «производственных» романов («Соть»Л.Леонова, «Гидроцентраль» М.Шагинян, «День второй» И,Эренбурга), роман В.Катаева вобрал в себя «способы строить и завершать целое», присущие этим произведениям: концентрация всех сюжетных линий вокруг производственного конфликта, рассмотрение последнего как частной формы борьбы старого и нового, фабульное движение от старого к новому («Переменилась Соть и люди переменились на ней»), подчинение частного в жизни героев общему. Даже сам материал романа отправляет нас к «Цементу» Ф.Гладкова (44).
Формально «Время, вперед!» содержит все приметы правоверного соцреалистического романа, хотя сама идея нового творческого метода в то время еще только вызревала, не оформившись окончательно.
Основанный на традиционной для подобного типа сочинений схеме, роман содержит необходимый расклад героев и проблем: прогрессивный искренний инженер Маргулиес и консервативный лицемерный инженер Налбандов спорят, сколько замесов бетона можно сделать за одну смену; одержимые строители нового мира переводят этот спор в практическую плоскость, тогда как тунеядец Саенко бросает бригаду на произвол судьбы в самый ответственный момент; уверенные в своем будущем советские рабочие воплощают свои мечты, американец же переживает крах всех своих мечтаний.
Тем не менее «Время, вперед!» является произведением не совсем обычным. Действительно, поставить в центр романа производственную коллизию, притом намеренно прозаическую — не схватку старого с новым не переделку человеческого материала, а историю борьбы за увеличение количества замесов бетона — задача смелая, дерзкая и в то же время обреченная на официальный успех.
Названный цитатой из В.Маяковского (своеобразное преломление популярной в начале 1930-х годов идеи коллективности творчества), роман оказывается местом скрещения разнородных традиций. В самом тексте есть ссылка на авторитетную тогда горьковскую идею создания «истории фабрик и заводов», и роман по жанровому определению органически включается в ряд создаваемых тогда хроник, летописей, историй: хроника одного дня большой стройки, летопись жизни одного участка, история одного рекорда. Д.
Молдавский справедливо говорил, что «Время, вперед!» — это «первая маяковская книга в советской прозе», «овеществленный энтузиазм» (45). Если сопоставлять стиль прозы В.Маяковского и В.Катаева (46), то обнаруживается явное сходство в ритме, концентрированности, экономности, резкости, ориентированности на рубленую фразу.
В этом романе очевидно влияние отечественных конструктивистов с их идеями эпизации, очень популярного в то время среди советских литераторов Д.Дос Пассоса и ЛЕФов с идеями включения документального в художественное. В романе перекрещиваются называемые самим писателем «принципы кино» со своеобразным способом организации времени, когда время протекания эпизода не может быть короче или длиннее, чем в реальной жизни, а концентрация художественного времени осуществляется за счет монтажа, и «толстовского» подчеркивания устойчивой детали (маленькие босые ноги Ищенко, застенчивая шепелявость Маргулиеса, замшевый подбородок Рай Рупа и др.).
Узнаваемы лейтмотивные образы романа. Бури и бураны традиционно знаменовали в русской литературе приближение чего-то огромного и стихийного, не случайно в романе поминается «Капитанская дочка» А.С.Пушкина. Ветер буквально гулял по всей послереволюционной литературе, начиная с «Двенадцати».
Образ бегущего времени характерен для поэзии эпохи «великого перелома». Но при этом роман «Время вперед!», довольно легко при внимательном чтении поддающийся раскладыванию на отдельные традиционные ходы, цитаты и заимствования, обнаружению в нем чужих влияний, оказывается устойчивым и цельным сплавом, к тому же органично включенным в предшествующее и последующее творчество писателя.
На всем протяжении своей творческой жизни вбирая художественные идеи самых разных писателей, В.Катаев сохраняет неизменным излюбленный круг мотивов, присущий только ему пафос и соответствующую интонационную определенность. Три излюбленные темы катаевского творчества: детства и отрочества как эпохи получения наиболее полных впечатлений бытия и первых схваток с миром, прошедшего и найденного времени, поиска новых форм для выражения «мирового ребуса, полного новых связей», — возникают и в «романе о пятилетке».
В романе «Время, вперед!» в качестве одного из ведущих мотивов выступает вопрос: «Что здесь — стройка или французская борьба?» Он звучит своеобразным рефреном, передается от одного героя другому, и все герои романа определяются именно по отношению к этому вопросу.
Французская борьба — культовое занятие времен катаевского детства. В ней сочетаются азарт и невозможность обмана: схватка неизбежно выявляет сильнейшего. Ирония по отношению к этому занятию — удел взрослых людей, а в романе подчеркивается подростковое желание поразить, доказать, переплюнуть ближнего и дальнего соперника, что сближает полуграмотных мальчишек, малюющих лозунги и высоколобых инженеров.
В строителях Магнитки подчеркивается детское начало: леденцы и цукаты, которые целый день сует в рот Маргулиес, его малорослость, шепелявость, сходство с экстерном; короткие платья Шуры, ее грязные локти и колени, «замурзанное» лицо и грубый мальчишеский голос Моей, «способный разбудить мертвого»(2,259), его мечты «умыть Харьков»(2,261) и попасть в центральную газету, «розовое детское капризное лицо с кислыми глазами»(2,284)
у Ищенко, его «цепкие босые ножки»(2,282), «голые детские ноги хронометражистки с опустившимися носочками». Даже у сбегающей со стройки в Анапу Клавы «уже не слишком молодое, но все еще детское лицо»(2,418).Отрицательный Саенко омерзителен, как злой переросток со своей болячкой на губе, неумелой пьянкой и душещипательными плохими стихами, втягивающий в карточную лихорадку простодушного Загирова, глядящего на мир «с покорным, бессмысленным любопытством и тупым отчаяньем мальчика, пррданного в рабство»(2,424).
В тексте романа слова «молодой» и «детский» едва ли не самые употребительные эпитеты. В итоге выстраивается цепь, образов: в молодой Советской стране строится молодыми людьми из молодого бетона (даже такое применение эпитету есть в романе) молодой город.
Это странный город, в котором нет «ни церквей, ни ларьков, ни трамваев, ни каменных домов»(2,280), нет даже улиц, вместо них участки. Это набросок города, план которого уже определен, но еще зримо не проявлен. Населяющие роман герои азартны, самолюбивы и резки, как подростки.
