Допустимая дезинформация в процессе раскрытия и расследования преступлений
8.2. ДОПУСТИМАЯ ДЕЗИНФОРМАЦИЯ В ПРОЦЕССЕ РАСКРЫТИЯ И РАССЛЕДОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
Румянцев Андрей Юрьевич, к.ю.н., доцент. Должность: доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин. Место работы: Российский новый университет.
Аннотация: В статье дезинформация рассматривается в качестве тактико-криминалистических приемов, способствующих раскрытию преступлений. Показана на примерах из практики роль дезинформации при раскрытии и расследовании преступлений.
Ключевые слова: дезинформация, способ действия, тактический прием, раскрытие, расследование, преступление, оперативный работник.
ADMITTED IN THE MISINFORMATION AND INVESTIGATION OF CRIMES
Rumyantsev Аndrey Yurievich, PhD at law, associate professor. Position: Associate Professor at Criminal Law chair. Place of employment: «Russian New University».
Annotation: The article is misinformation seen as tactical and forensic techniques that contribute to solving crimes. Shown in the examples of the practice role of disinformation in the detection and investigation of crimes. Keywords: disinformation, mode of action, tactic, disclosure, investigation, crime, operative officer.
Дезинформация — это заведомо ложные сведения. Дезинформировать значит передать их кому-либо, ввести с их помощью в заблуждение [7, с. 152].
Под криминалистическим дезинформированием понимается процесс создания вербальным или иным способом системы, содержащей заведомо ложную информацию по поводу исследуемого в уголовном процессе объекта, доведение ее до сведения адресатов в расчете на введение их в заблуждение относительного истинного положения вещей и принятия ими ошибочных решений в интересах дезинформаторов [10, с. 109].
Как видим, дезинформирование может осуществляться разными способами в том числе вербальным или путем маскировки своих действий, демонстрации каких-то объектов. Смысл их приемов — побудить дезинформируемого к совершению действий, мешающих ему решить задачу по противодействию органам пра-воохраны.
Известно, что человек, стремящийся к достижению поставленной цели, вынужден действовать. Принимая решение о способе действий, он оценивает имеющуюся информацию и чем полнее и точнее сведения, которыми он располагает, тем эффективней окажется избранный способ действий. Отсюда задача лица, участвующего в раскрытии преступлений, не только принимать и эффективно реализовать свои собственные решения, но и побудить оппонента совершать ошибки. Одним из способов этого будет ограничение ему доступа к информации по делу, а также предоставление недостоверной информации, побуждающей к принятию ошибочных решений.
Следует иметь ввиду, что законодатель признал необходимым сохранять тайну следствия и предусмотрел ряд норм, призванных ее обеспечить (ст. 161, ч. 9 ст. 166, ч. 8 ст. 193 УПК РФ, ст. 310 УК РФ). Отсюда
задача следователя ограничить обвиняемому, его соучастникам и связям доступ к информации о ходе расследования, об имеющихся доказательствах и оперативных данных, о намечаемых мероприятиях по делу, о лицах предоставивших сведения о преступлении. В связи с этим общение с представителями средств массовой информации или другими лицами не принимающими участия в расследовании, особенно на начальном этапе расследования, не должно приводить к разглашению данных по делу. Закон предусматривает возможность предания их гласности только с разрешения следователя и в том объеме, в каком это будет им признано допустимым (ст. 161 УПК РФ).
Если подозреваемые (обвиняемые) содержатся под стражей, следователь через администрацию учреждения ФСИН принимает меры к изоляции их между собой во избежание сговора и обмена информацией. Должна быть обеспечена изоляция подозреваемых (обвиняемых) с их связями за пределами следственного изолятора. Эти меры призваны затруднить им принятие и реализацию действий, мешающих успешному ходу расследования.
Допустимо ли дезинформирование в сфере деятельности по раскрытию преступлений?
Раскрытие преступлений, как известно, осуществляется в ходе оперативно-розыскной деятельности и деятельности уголовно-процессуальной. Дезинформирование как метод оперативно-розыскной работы общепризнан и допустимость его сомнению не подвергается. Именно на нем основаны такие предусмотренные законом оперативно-розыскные мероприятия, как «контролируемая поставка», «оперативное внедрение» и другие. Однако вопрос о допустимости дезинформирования в сфере предварительного расследования не имеет столь однозначного ответа. И оперативный работник по делу оперативного учета, и следователь по уголовному делу в конечном счете решают единую задачу — выявление, пресечение и раскрытие преступлений. И в том, и в другом случае речь идет о борьбе с преступностью, осуществляемой в условиях активного противодействия со стороны лиц, нарушающих существующий правопорядок и стремящихся уклониться от уголовной ответственности за свои деяния. И особенно это характерно при раскрытии террористических акций.
В 1960-х — 1970-х годах прошедшего столетия в специальной литературе развернулась активная дискуссия по поводу допустимости некоторых тактических приемов допроса подозреваемых (обвиняемых), пытающихся ввести в заблуждение следователя и уклониться от уголовной ответственности. Были опубликованы успешно примененные следователями приемы допроса таких лиц, основанные на создании у них преувеличенного представления об объеме собранных следователем доказательств. Переоценив степень доказанности своей вины, подозреваемые (обвиняемые) приходили к выводу о бесполезности дальнейшего запирательства и давали правдивые показания о совершенных преступлениях [2-6, 8, 11, и др.].
Эта группа тактических приемов, получившая явно неудачное наименование «следственные хитрости» или «психологические ловушки» не предусматривала прямого дезинформирования, т.е. непосредственной передачи следователем допрашиваемому заведомо ложной информации. Это признавалось недопустимым как с тактической точки зрения, так и моральной. Речь шла о создании условий, при которых сам допрашиваемый, не знакомый с материалами уголовного дела,
ошибался в оценке полученных им сведений и приходил к выводу о бесполезности отрицания своей вины. В числе рассматриваемых были такие приемы, как «демонстрация осведомленности», «случайное получение информации», «опережающий вопрос» и некоторые другие.
Против этих тактических приемов и допустимости любой формы дезинформирования в сфере уголовного судопроизводства решительно возражали некоторые ученые. Так, М.С. Строгович писал: «…солгать можно прямо, словами, а можно это сделать более сложным способом — таким образом, что слова и предложения сами по себе ложными не являются, но они так построены и даны в таком контексте, сказаны таким тоном и с такой мимикой, что тот, кому они высказаны, ложь примет за правду, а правду — за ложь. А это есть обман, ложь, которая от того, что она подана в особо хитроумной форме, не делается допустимой, а наоборот, она приобретает особо нетерпимый, незаконный и аморальный характер» [12, с. 20].
Подобного рода суждения основывались на отрицании наличия элементов борьбы, активного противодействия со стороны подозреваемых (обвиняемых) и связанных с ними лиц, установлению истины по уголовному делу, раскрытию совершенных преступлений. Стоит заметить, что концепция «бесконфликтного следствия» не выдержала проверки временем. Рост преступности в стране, значительное число особо опасных преступлений таких, как убийства, в том числе заказные, преступлений террористической направленности, совершаемых участниками организованных преступных групп, привело к тому, что деятельность по раскрытию преступлений встретила еще более ожесточенное противодействие со стороны преступного элемента. В ход идет все — от вооруженного сопротивления представителям правоохранительных органов и спецслужб до угроз и прямого насилия в отношении потерпевших или свидетелей, обладающих сведениями о готовящихся или совершенных преступлениях и даже в отношении сотрудников органов дознания и предварительного следствия. В этих условиях на повестку дня остро встал вопрос о необходимости повышения эффективности борьбы с преступностью, об используемых при этом средствах и методах в том числе о допустимости дезинформации в отношении подозреваемых (обвиняемых) и иных участников уголовного процесса, противодействующих раскрытию совершенных преступлений.
Свою позицию по этому поводу достаточно четко сформулировал Р.С. Белкин. «Условия, в которых сейчас работают следователи, — писал он, — без преувеличения экстремальны. К перегрузкам и постоянному дефициту времени необходимо присоединить и оказываемое преступниками изощренное противодействие, их давление на следователей вплоть до угроз физического насилия, широкие возможности воспрепятствовать установлению истины, которыми обладают организованные преступные сообщества. В этих условиях недопустимо лишать следователя любого тактического средства борьбы с преступностью только потому, что оно может вызывать сомнения в его абстрактной «моральной чистоте», понятия которой формулируется в безнадежном отрыве от жизни, от реальной следственной практики» [1, с. 115].
Полагая, что правового решения вопроса о допустимости дезинформации или обмана в процессе расследования не существует в силу того, что в УПК РФ это категория вообще не упоминается, Р.С. Белкин согла-
шаясь с Н.П. Хайдуковым, считает целесообразным и морально оправданным такое решение, которое направлено на сохранение наиболее значимой ценности, подобно тому, как при крайней необходимости (ст. 39 УК РФ) законным является действие, которым причинен вред меньшему благу в целях предотвращения вреда большего[1, с. 110-111; 13, с. 64-65]. Оперативному работнику и следователю приходится сталкиваться с ситуациями, когда нужно делать выбор между двумя вступившими в противоречие ценностями.
Следуя этой логике, успех расследования зависит от правдивых показаний подозреваемого (обвиняемого), получить которые можно только, если удастся создать у него преувеличенное представление относительно объема собранных в отношении него доказательств, более значимым является раскрытие преступления, выбор в пользу которого и следует сделать. Отрицательная моральная оценка дезинформирования как такового не препятствует его применению в следственной практике, если оно выступает как «меньшее зло», если его цель безусловно нравственна.
К вопросу о допустимости дезинформации в процессе расследования преступлений профессор В.А. Образцов подходит, обращаясь к исследованию проблемы криминальной и криминалистической инсценировки. Под криминальной инсценировкой он понимает создаваемую правонарушителями в расчете на введение в заблуждение субъектов уголовного преследования дезинформационную систему, отображающую мнимую, несоответствующую действительности картину исследуемого в уголовном процессе объекта. Целью этой инсценировки может быть избежание разоблачения совершенного преступления, получение необоснованных льгот, каких-либо преимуществ и т.д.
«Для обеспечения успеха в борьбе с преступностью, — пишет В.А. Образцов, — следует использовать криминалистическую инсценировку, как тактико-криминалистическое средство прямого или опосредованного введения в заблуждение лица, подозреваемого в совершении преступления, относительно истинного положения вещей, побуждающее его к проявлению саморазоблачающей и контролируемой субъектами уголовного преследования активности» [9, с. 29, 121].
Как полагает В.А. Образцов и сторонники его позиции, возможность использования дезинформирования как метода следственной тактики в настоящее время сомнений не вызывает и возникает уже более широкая задача — формирование самостоятельного криминалистического учения о дезинформации. В рамках учения предстоит разработать понятие криминалистического дезинформирования, объект, предмет и методы его применения. В частности под криминалистическим дезинформированием предлагается понимать «…процесс создания вербальным или иным способом указанной системы, содержащей заведомо ложную информацию по поводу исследуемого в уголовном процессе объекта (события, обстоятельства, лица и т.д.), доведения ее до сведения адресатов в расчете на введение их в заблуждение относительно истинного положения вещей и принятие ими ошибочных решений в интересах дезинформаторов» [10, с. 109].
Представляет интерес мнение практических работников по вопросу о допустимости дезинформации в процессе раскрытия преступлений. Результаты проведенных в разное время опросов показывают, что большинство следователей одобряет и в своей повседневной работе использует в той или иной форме дезинформацию лиц, оказывающих противодействие ор-
ганам расследования. А потому следовало бы согласиться с Р.С. Белкиным, который писал: «.не пора ли отказаться, наконец, от абстракто-лицемерного утверждения, что всякий обман, к которому прибегает следователь или оперативный сотрудник — аморален?» [1, с. 106-107].
В пользу такого решения рассматриваемой проблемы можно было бы привести дополнительный аргумент. Для этого следует еще раз обратиться к рассмотрению сущности тактики вообще и следственной тактики в частности.
В самом общем понимании тактика — это принятие и реализация оптимальных решений человеком, стремящимся достичь своей цели в условиях противодействия со стороны лиц, цели которых противоположны. Иными словами, тактика имеет место там, где происходит противоборство двух сторон и в таких условиях достичь своей цели может только тот, чьи действия будут более эффективны, чем действия противника. А это в свою очередь требует принятия правильного или более выгодного в данных условиях решения. Принять правильное решение может тот, кто более информирован, кто располагает точными сведениями о силах и средствах противоборствующей стороны, кто знает о ее возможностях и планах. Не будет ошибкой утверждение о том, что важнейшим элементом тактики является борьба за информацию. Именно поэтому каждая из противоборствующих сторон охраняет свои секреты и стремится получить чужие, а там, где это возможно, пытается ввести в заблуждение противника путем представления ему ложной информации. Так происходит в тактике военной, тактике оперативной, тактике дипломатической и любой другой, где идет борьба сторон за свои интересы. Не является исключением из общего правила и тактика следственная, хотя здесь много своих особенностей, требующих специального рассмотрения. Общее же в том, что и здесь стороны пытаются сохранить свои секреты и выведать чужие, необходимые для того, чтобы нейтрализовать действия противоборствующей стороны, стремятся путем дезинформирования заставить ее принимать ошибочные решения.
Рассмотрим некоторые ситуации из следственной практики. Первая ситуация:
— планируется операция по задержанию подозреваемого, в том числе и по преступлениям террористической направленности, в определенном месте, известным из оперативных источников.
Группа захвата сосредотачивается заранее в этом месте, соответствующим образом экипированная, снабженная легендой и имеющая необходимые тактические средства. Члены группы могут выступать в качестве строителей, ремонтников, электриков, сантехников, сотрудников водоканала и т.п. у подозреваемого эти люди не вызывают подозрений и когда он оказывается в обозначенном месте, происходит его захват и последующее оформление задержания.
Случай из практики — по поручению следователя на месте, где ожидалось появление бежавшего от следствия и суда обвиняемого, проводилась операция по его задержанию. Под видом строительных рабочих были размещены участники группы захвата. Не заметивший для себя опасности вооруженный преступник был обезоружен и задержан.
Ситуация вторая — планируется обыск в помещении, хозяин которого насторожен и не открывает дверь посторонним. Варианты проникновения в квартиру:
1) по результатам оперативной установки, от агента или доверенного лица известно, когда хозяин, его жена, школьник или студент выходят из квартиры на работу, в школу, институт.
К этому времени члены оперативного наряда сосредотачиваются в районе квартиры (вне видимости из дверного глазка). Как только открывается дверь, они быстро проникают в квартиру. Это использование естественно складывающихся условий.
2) создание искусственных условий, когда привлекают людей, знающих в этой квартире (соседей, знакомых, работников ДЭЗ и др.). Они не вызывают у жильцов квартиры подозрений и им охотно открывают дверь.
В практике имел место факт, когда следователь прибыл для производства обыска в квартире лица, у которого по имеющимся оперативным данным хранятся документы, подтверждающие совершенное преступление. Полагая, что обыскиваемый, узнав о предстоящем обыске, может отказаться впустить следователя и попытаться уничтожить документы, следователь поручил позвонить в закрытую дверь техника-смотрителя домоуправления, которого знал обыскиваемый и которому он не опасаясь открыл дверь. Следователь этим воспользовался, вошел с понятыми в квартиру, обнаружил и изъял важные улики.
3) использование вымышленного предлога, например, отключение в этой квартире электроэнергии в щитке лифтового холла. Классический образец такого приема представлен в фильме «Ворошиловский стрелок», где капитан с обнаженным торсом стучит в дверь и орет, что его затопили из этой квартиры и необходимо проверить их сантехнику.
Третья ситуация: под стражей содержались два участника террористической акции, заложившие взрывные устройства на железнодорожном вокзале и в вагоне электропоезда. Один из них начал склоняться к сотрудничеству со следствием, но опасался первым давать правдивые показания, ожидая, когда начнет признаваться другой, являвшийся организатором преступления. Следователю для проведения экспертизы потребовалось получить образцы почерка организатора преступления. Ему дали бумагу и посадили за стол, чтобы написать экспериментальный текст. В это время на допрос к другому следователю вели первого подозреваемого, который через неприкрытую дверь увидел пишущего соучастника. Полагая, что соучастник в кабинете следователя мог писать только признательные показания, первый признался в совершении преступления.
Ситуация четвертая: использование на допросе подозреваемого предметов, похожих на орудие преступления.
В одном случае против общественного деятеля подозреваемым был совершен террористический акт с применением одноствольного охотничьего ружья 16 калибра. На допросах он отрицал свое участие в этом преступлении и заявил, что ружья в него нет — его украли год назад, о чем он написал заявление в органы полиции (там действительно нашлось это заявление). На самом деле он ружье спрятал в тайнике своего дома и использовал для совершения данного террористического акта.
Была разыграна инсценировка: на очередном допросе в кабинет следователя вошел оперативный работник с таким ружьем, завернутым в мешковину и сказал следователю, что он наконец-то выполнил его поручение. следователь сказал, чтобы ружье он положил на
шкаф. Подозреваемый не смог отвести глаз от этого ружья, а допрос касался совсем других обстоятельств.
После допроса он рассказал сокамернику, что ружье нашли и удивлялся как это сделать, ведь он утопил его в речке, когда с места преступления шел домой. В этом месте с помощью водолазов и нашли это ружье -как вещественное доказательство по уголовному делу. Применяя такого рода приемов следует выполнять два обязательных условия:
Объект не должен иметь отношения к данному уголовному делу.
Ни устно, ни письменно (в протоколе допроса) не должно быть упоминания об этом объекте.
В случае, если у адвоката или в суде возникает вопрос о правомерности данного приема, ответ может быть ясным и конкретным: компания пригласила следователя на охоту, а нет ружья и оперативный работник выручил его, предоставив свое ружье. А реальное ружье обнаружено и фигурирует в данном уголовном деле.
Как можно оценить действия оперативных работников и следователей в приведенных случаях? Не желающие сотрудничать со следствием лица, в ходе специально организованных действий, были введены в заблуждение. В результате следователь решил успешно свои задачи. Обыскиваемый был лишен возможности уничтожить улики, скрывающийся вооруженный обвиняемый не смог оказать сопротивление и был задержан, уклонявшийся от дачи правдивых показаний субъект, рассказал правду и оказал помощь в раскрытии преступлений.
Если следовать логике М.С. Строговича, действия оперативных работников и следователя аморальны, незаконны и потому недопустимы. Вряд ли можно с этим согласиться. Они не нарушили предписаний закона, не применяли запрещенных законом насилия, угроз, не создавал опасности для жизни и здоровья участников следственных действий, не задавали допрашиваемому наводящих вопросов, он сам воспользовался представленной ему свободой в выборе своей линии поведения, своей тактики.
Из двух вступивших в противоречие ценностей субъект расследования сделал выбор в пользу более значимой, в данном случае в пользу раскрытия преступления. В силу изложенного его действия в рассмотренных примерах законны, а потому и допустимы с позиции нравственности.
Если дезинформирование считается вполне допустимым методом в тактике спортивной, в тактике военной, дипломатической, оперативной и любой другой, то не понятно, почему его нужно исключать в тактике следственной.
Как способ действий в условиях противоборства тактика основывается на своих объективных закономерностях.
Таковы, как представляется, общие условия применения тактических приемов, связанных с дезинформированием задерживаемых, обыскиваемых, допрашиваемых. Правила их применения при проведении других следственных действий в силу их специфики требует отдельного рассмотрения.
Список литературы:
1. Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. — М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА — ИнфраМ), 2001. — 240 с.
2. Болтнев В.Н., Лавров Ю.И. О «психологических хитростях» в следственной тактике // Следственная практика. — М., 1966. — Вып. 71. — С. 88.
3. Карнеева Л.И. Тактические приемы допроса обвиняемых // Труды ВШ МВД СССР. — М., 1971. — Вып. 32. — С. 171-180.
4. Кирпичников А.И. О некоторых психологических приемах допроса // Следственная практика. — 1967. — Вып. 73. — С. 61-66.
5. Кольнер М.И. Из практики следователя. — М. : Юрид. лит., 1971. — 64 с.
6. Красуский В.Т. О некоторых психологических приемах расследования // Следственная практика. — М., 1964. — Вып. 65. — С. 98-105.
7. Краткий словарь иностранных слов. — М. : Русский язык, 1979. — 352 с.
8. Михайлов Ю.М. Тактика допроса обвиняемых, дающих заведомо ложные показания, с использованием приемов маневрирования информацией. — М.: В/ч 33965, 1976. — 30 с.
9. Образцов В.А. Инсценировка в криминальной, оперативно-розыскной и следственной практике: Науч.-метод. пособие. — Якутск: Сахаполиграфиздат, 2005. — 240 с.
10. Образцов В.А., Казакова Т.В. Проблемы криминалистического учения о дезинформации // Актуальные проблемы разработки и внедрения в практику борьбы с преступностью криминалистических средств и методов. — М.: Изд-во МГЮА, 2006. — с. 109-110.
11. Ратинов А.Р. О допустимости и правомерности некоторых тактических приемов // Следственная практика. — М., 1964. — Вып. 65. — С. 106-115.
12. Строгович М.С. и др. Проблемы судебной этики / Под ред. М.С.Строговича. — М.: Наука, 1974. — 272 c.
13. Хайдуков Н.П. Тактико-психологические основы воздействия следователя на участвующих в деле лиц.
— Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1984. — 124 с.
14. Румянцев А.Ю. Теоретико-прикладные аспекты организации расследования террористических актов. // Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2008. №4.
Literature list:
1. Belkin R.S. Forensic science: problems of today. Malice -day issues of the Russian forensics. — Moscow: Publishing NORMA (Publishing group NORMA — Infra M), 2001 . — 240.
2. Boltnev V.N., Lavrov Y.I. On the «psychological tricks» in the investigative tactics / / Investigation Practice.
— M., 1966. — Issue. 71. — S. 88.
3. Karneeva L.I. Tactical methods of interrogation of the accused / / Proceedings of the Higher School of the USSR Ministry of Internal Affairs. — M., 1971. — Issue. 32. — S. 171180.
4. Kirpichnikov A.I. Some psychological methods of interrogation / / Investigation Practice. — 1967. — Issue. 73. -Pp. 61-66.
5. Kolner M.I. From experience of the investigator. — M. legal. Lit., 1971. — 64 p.
6. Krasusky V.T. Some psychological methods of investigation / / Investigation Practice. — M., 1964. — Issue. 65. -S. 98-105.
7. Concise Dictionary of Foreign Words. — Moscow: Russian language, 1979. — 352.
8. Mikhailov Y.M. The tactic of questioning the accused, giving false testimony, using techniques of maneuvering information. — Moscow: V/h 33965, 1976. — 30.
9. Obrazcov V.A. Re-enactment of a crime, operational and investigative practice : scientific method . allowance. -Yakutsk Sahapoligrafizdat. 2005. — 240.
10. Obrazcov V.A., Kazakov T.V. Problems forensic doctrine of misinformation / / Actual problems of developing and putting into practice the fight against crime and forensic tools methods. — Moscow: Moscow State Law Academy in 2006. — P. 109-110.
11. Ratinov A.R. On the admissibility and validity of some tactics / / Investigation Practice. — M., 1964. — Issue. 65. — S. 106-115.
12. Strogovich M.S. and other issues of judicial ethics / ed. M.S.Strogovicha. — Moscow: Nauka, 1974. — 272 c.
13. Khaidukov N.P. Tactical and psychological after — effects of the basis for dovatelya involved in the case. — Saratov: Sarat in. University Press, 1984. — 124.
Рецензия
на статью Румянцева Андрея Юрьевича «Допустимая дезинформация в процессе раскрытия и расследования преступлений»
В статье рассматриваются общие условия применения тактических приемов, связанных с дезинформированием задерживаемых, обыскиваемых, допрашиваемых. Автор придерживается мнения, что дезинформирование представляет собой процесс создания вербальным или иным способом системы, содержащей заведомо ложную информацию по поводу исследуемого в уголовном процессе объекта, доведение ее до сведения адресатов в расчете на введение их в заблуждение относительного истинного положения вещей и принятия ими ошибочных решений в интересах дезинформаторов.
Автор анализирует существующие точки зрения по данному вопросу и приходит к мнению, если дезинформирование считается вполне допустимым методом в тактике спортивной, в тактике военной, дипломатической, оперативной и любой другой, то не понятно, почему его нужно исключать в тактике следственной.
В ходе анализа А.Ю. Румянцев использует современные научные данные, работы ведущих российских ученых занимавшихся разработкой проблемы. Настоящая статья является самостоятельной научной работой, отвечающей требованиям, предъявляемым к работам данного вида.
Сведения, изложенные в статье, не относятся к информации ограниченного доступа. Статья рекомендуется для публикации в научном периодическом издании, рекомендованном ВАКом.
Научный руководитель
доктор юридических наук,
профессор И.И. Артамонов
