Стратегическое управление развитием потенциала промышленных предприятий российской арктической зоны

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2022. № 2

П. Л. Полянский, кандидат юридических наук, доцент кафедры истории

государства и права юридического факультета МГУ*

ФОРМИРОВАНИЕ СЕМЕЙНОГО ПРАВА КАК ОТРАСЛИ

В РОССИИ (постановка проблемы)

В работе рассматриваются решающие факторы, определившие направление развития семейного права на разных этапах истории России. Автор обосновывает вывод, что несмотря на давнюю историю правового регулирования брачно-семейных отношений, семейное право как отрасль начало складываться лишь в 30-е гг. XXв.

Ключевые слова: Россия; СССР; история права; семейное право; брак; семья.

We consider deciding factors that directed the development of the family law in different periods of Russian history. We prove that, despite a long history of legal matrimonial regulation, Russian family law started to form as a field only in 1930-ies.

Keywords: Russia;USSR; history of law; family law; marriage; family.

Изучение истории правового регулирования брака и семьи в России ведется достаточно давно — около двух веков. В XVTII—XIX вв. этим вопросом занимались комиссии по систематизации российского законодательства, поскольку они должны были выявить весь нормативный материал с 1649 г. Затем исследованием занялись историки права: взяв за основу систему Свода законов, они стали изучать предпосылки возникновения вошедших в него норм1. Кое-кто и сейчас отталкивается в своих исследованиях от Свода законов, не подозревая, что нормы, закрепленные в нем как брачно-семейные, являлись таковыми в последнюю очередь2.

Некоторые современные юристы впадают в другую крайность: они вообще не видят специфики брачно-семейных норм и не находят нужным выделять особую отрасль — семейное право3. Однако специфика регулируемых этой отраслью общественных отношений слишком очевидна, особенно в исторической перспективе. Таким образом,

* IOGP@yandex.ru

1 См.: Неволим К.А. История российских гражданских законов. Ч.1: Введение и книга первая о союзах семейственных. М., 2005; ОршанскийИ.Г. Исследования по русскому праву семейному и наследственному [Электронный ресурс]: подгот. по изд. 1887. М., 2001. — Доступ из СПС «Гарант»; Загоровский А.И. Курс семейного права / Под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. М., 2003; и др.

2 См.: Нижник Н.С. Правовое регулирование семейно-брачных отношений в русской истории. СПб., 2006.

3 См.: Антокольская М.В. Семейное право: Учебник. М., 2002; Гражданское право: Учебник: В 3 т. / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2005. Т.3.

одни считают семейным правом то, что исторически им не являлось, другие же отнимают то, что исторически ему принадлежит.

Для отраслевой классификации необходимо обосновать наличие особого предмета правового регулирования. В этой связи важно установить, что именно на протяжении многих веков регулировали законы, содержавшие термины «супруги», «родители», «дети» и т.д. Следует выяснить, в каком качестве указанные субъекты интересовали законодателя на разных этапах исторического развития: как правоверные христиане, как частицы сословной корпорации, как товарищи в «ячейке взаимного обеспечения», как члены союза, на который государство возложило не только хозяйственные, но и воспитательные задачи?

Историческая характеристика общественных отношений и вступающих в них субъектов должна базироваться на выявлении основных факторов, повлиявших на развитие законодательства о браке и семье. Представляется, что важнейшим из них было установление в России сословного строя в ХУИ—ХУШ вв. Другими важными факторами можно считать рецепцию византийского права, а позже — попытку заимствовать европейские идеи. В период возникновения советского государства на развитие законодательства о браке и семье своеобразно повлияли теории социалистического переустройства общества. В 30-е гг. XX в. изменения в семейном законодательстве тесно связаны с новым курсом укрепления государства, когда остро встали вопросы законности и правопорядка и законодатель осознал связь роста общеуголовной преступности с неблагополучием в семейной сфере.

Современный подход к изучению теории государства и права предполагает, что важным критерием деления права на отрасли помимо предмета является также метод правового регулирования4, или отраслевой режим5. Метод должен обладать определенной спецификой приемов воздействия на отношения, составляющие отраслевой предмет. Таким образом, установив момент, с которого государство начинает по определенным причинам считать семейные отношения особым предметом правового регулирования, требуется показать особенности правового воздействия на поведение супругов, родственников и других участников семейных отношений.

Изучение истории развития брачно-семейного регулирования приводит автора к выводу, что предмет семейного права сложился в 30-е гг. XX в.: до указанного периода взаимоотношения супругов и членов семьи интересовали законодателя как второстепенный инструментарий в достижении различных целей. Выявление этих целей позволяет

4 Общая теория государства и права: Академ. курс: В 2 т. / Под ред. М.Н. Марченко. М., 1998. Т.2. С. 234.

5 Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. М., 1981. Т.1. С. 245.

предложить определенную периодизацию в правовом регулировании брака и семьи.

Первым периодом можно считать время до начала формирования сословного строя — X—XVП вв. На данном этапе государство практически не интересовалось вопросами брака и семьи, предоставляя их разрешение Русской Православной Церкви (РПЦ) и местным обычаям.

Вторым периодом предлагается считать эпоху установления и развития сословного строя в России — XVII — начало XX в. В это время семейные отношения были важны законодателю в первую очередь с точки зрения надлежащего выполнения сословными корпорациями своих обязанностей перед государством. Вследствие такого подхода семейный статус дворян как опоры самодержавия оказался урегулирован весьма тщательно. Быт податного населения интересовал правительство в гораздо меньшей степени, что видно из официального признания обычаев источником права по семейным делам вплоть до Октябрьской революции 1917 г.

Третий, самый непродолжительный период связан с господством идеи быстрого построения социализма, отмирания семьи, государства и соответственно права — октябрь 1917г. — начало 30-х гг. На этом этапе государство рассматривает семейные отношения как временную замену всеобщему социальному обеспечению.

Четвертый период — с 30-х гг. до принятия действующего семейного кодекса в 1995 г. — связан с осознанием со стороны государства того факта, что семья является необходимым общественным институтом, который подлежит всесторонней заботе и охране. Ближайшей целью законодателя стало формирование нормативной базы по семейному устройству несовершеннолетних. Реализация этой задачи потянула за собой необходимость заново проработать механизм правового регулирования взаимоотношений супругов, членов семьи и государственных органов, деятельность которых связана с интересами несовершеннолетних. Данные отношения составили предмет, а специфика участия государства в семейных делах определила метод семейного права, которое с этих пор может обоснованно считаться самостоятельной отраслью.

* * *

Перед тем как приступить к объяснению формирования предмета правового регулирования семейной отрасли в 30-е гг. XX в., необходимо показать, какие отношения с участием супругов и родственников регулировал законодатель на протяжении нескольких последних веков.

С момента образования древнерусского государства в сферу правового регулирования постепенно входили все новые и новые во-

просы. Однако в брачно-семейной сфере долгое время господствовали, с одной стороны, обычаи, а с другой — заимствованные из-за рубежа нормы канонического права. Обычаями наши предки руководствовались не только до принятия христианства, но во многом и после, поскольку в силу самых разных причин РПЦ не могла оказать на общество желаемого воздействия.

Византийские и основанные на них отечественные источники канонического права достаточно подробно регулировали условия и порядок вступления в брак, а также его прекращение. Предметом регулирования здесь являлось поведение мужчины и женщины с точки зрения соблюдения христианской чистоты. Признавая неизбежность и необходимость половых отношений, церковь рассматривала брак как инструмент, помогающий противостоять плотскому греху, как своеобразный «тренажер» для выработки навыка смирения и послушания. Регулирование вопросов вступления в брак и его прекращение можно рассматривать как своеобразную «настройку» этого инструмента, позволяющую христианину сохранить веру при законном попустительстве инстинкту размножения.

Брак рассматривался церковными источниками как средство сдерживания половых аппетитов мирян. Апостол Павел писал, что лучше вступить в брак, нежели «разжигаться» (1 Кор. 7, 8—9). Поучение одного из русских святителей гласит: «А которые дети ваши духовные не женаты, и вы бы их женили, а холостые бы без жен не жили. А которые девицы поспели, и вы их давайте замуж, а так бы лихих дел не делали»6. Святой Григорий Богослов (Назианзин), осуждая потакание похоти, второй брак извинял лишь по человеческой плотской немощи (venia et indulgentia), третий полагал уже чрезмерным (iniqui-tas), а вступившего в четвертый брак уподобил скоту (porcinus plane est)7. Ограничивая христиан преклонных годов в желании вступить в брак, святой Василий Великий считал брак 60-летней вдовы страстной нечистотой (правило 24) и не считал возможным иметь половые отношения 70-летнему старику (правило 88).

Апостол Павел во избежание блуда советовал супругам не уклоняться от интимных отношений (1 Кор. 7, 2—5), поэтому неспособность к сожительству (ad coitum) одного из супругов была признана церковью как повод к разводу.

6 Русская историческая библиотека. Т. VI: Памятники древнерусского канонического права. Ч.1. Спб., 1908. Стлб. 918-919.

7 «Primum lex est, secundum venia et indulgentia, tertium iniquitas. Qui autem hunc nu-

merum excedit, porcinus plane est, uptote ne multa quidem vitii exempla babens» / Patrologia graeca T. XXXV. S. Grigorius Nazianzenus. Parisiis. 1886. P. 121-122. Русский вариант привожу по Стоглаву 1551 г.: «Богословию же тезоименитый великий Григорий: первый, рече, брак — закон, второй — прощение, третий — законопреступление, четвертый — нечестие, понеже свинское есть житие» (Российское законодательство X-XX веков: В

9 т. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 289).

Брачные отношения не должны были колебать супругов в вере. По этой причине Вселенский Трулльский собор запретил браки христиан с нехристианами, ибо «не подобает смешивати несмешаемое, ниже совокупляти с овцею волка, и с частию Христовою жребий грешников» (правило 72)8. Однако браки, заключенные обоими супругами «в неверии», после чего один их них крестился, собор признал возможным сохранить, поскольку полагал вероятным приобщение неверующего к стаду Христову через верующего супруга («святится бо муж неверен о жене, и святится жена неверна о муже»9).

Византийский Номоканон патриарха Фотия 883 г., являвшийся на Руси основным сборником церковных и светских брачно-семей-ных постановлений, должен был служить пособием для духовенства в целях сохранения христианской чистоты паствы. Однако этот источник сам не был «чист» и ясен для применяющего его духовенства. Даже на родине Номоканона возникла нужда в более ясном и кратком изложении (синопсисе), что уж говорить о русском духовенстве, находящемся вне византийского культурного контекста! Помещенные в одном сборнике, светские постановления Номоканона представляли собой несколько нередко противоречивых пластов законодательства различных императорских династий. Церковными канонами было также затруднительно пользоваться, поскольку они были размещены не в тематическом порядке, а под именами святых отцов или церковных соборов.

Трудности в пользовании Номоканоном приводили к тому, что на русской почве возникали противоречащие ему нормы законов и предписания церковных иерархов. Так, тяжкая болезнь (проказа) являлась, согласно гл. 32 закона судного людем, поводом к разводу10. А в уставе князя Ярослава Владимировича о церковных судах, составленном якобы в соответствии с Номоканоном, «лихой недуг» поводом к разводу не является11. «Правосудие митрополичье» (памятник конца XV — начала XVI в. новгородского происхождения) дозволяет развод по указанной причине12. Правило 9-е Василия Великого, данное в русском переводе Номоканона не полностью, не считает растрату имущества жены поводом к разводу13. Иначе полагал новгородский епископ Нифонт в своих ответах (около 1130—1156 гг.) Кирику, Савве и Илье14. Ошибка в переводе приведенного выше правила 72 Трулль-

8 Правила Святых Вселенских Соборов с толкованиями. М., 1887. С. 511.

‘Там же. С. 512.

10 Кормчая: Напеч. с ориг. патриарха Иосифа. Ч. 1—2. М., 1912—1913. С. 889.

11 Древнерусские княжеские уставы XI—XV веков. М., 1976. С. 87.

12 Памятники русского права. Вып. 3. М., 1955. С. 427. Впрочем, А.А. Зимин, автор обзора «Правосудия», считает это дозволение ошибкой переписчика (Там же. С. 444).

13 Кормчая. С. 592-594.

14 Русская историческая библиотека. Т. VI. Стлб. 48.

ского собора прямо исказила значение апостольского правила, помещенного в русском переводе Номоканона (русское название — Кормчая книга): переводчик сохранение брака поставил в зависимость от желания супруга-христианина, апостол же установил — от желания неверующего15.

К проблеме неполноты и противоречивости источников на Руси добавились проблемы церковной организации. Так, священство было в значительной части неграмотным, и каких-либо систематических мер для исправления этой ситуации вплоть до XVIII в. не предпринималось. Даже угрозой набора неучей в рекруты не всегда можно было усадить детей церковников за бурсацкую парту. Наследственный порядок замещения церковных вакансий, формально отмененный во второй половине XIX в., позволял духовному сословию не слишком заботиться об уровне образования. Плохо подготовленное к исполнению своих обязанностей священство не всегда имело точное представление о препятствиях к вступлению в брак прихожан16. Между тем работа с основным источником канонического права на Руси — Кормчей книгой — требовала не только элементарной грамотности, но и знания языков. Кормчая являлась документом византийского происхождения, и наше духовенство долгое время не имело ее доступного русского перевода. По точному замечанию П.В. Знаменского, русские священники стояли до XVIII в. на одном уровне религиозного знания с народом, что невыгодно отражалось на пастырской стороне их деятельности17.

Проблемы источников и церковной организации сказались на применении брачно-семейных постановлений. Круг лиц, который соблюдал канонические предписания, был на Руси сначала весьма узок. Наши иерархи признавали, что венчание в храмах практиковали лишь князья и бояре, а простые люди обходились «плясанием, гудением и плесканием»18. Церковные процедуры были для простого населения слишком дороги, поэтому будущие супруги, недавние язычники, часто вместо венчания по-прежнему плясали «вокруг ракитова куста». «Лакомство» попов било не только по кошельку прихожан: нередко из-за корысти священники венчали явно противозаконные браки. Расторжение браков совершалось нашими крещеными предками часто без участия духовенства19.

Установленные санкции за несоблюдение церковных процедур (денежные штрафы, епитимьи) обеспечивались лишь авторитетом церкви, а государственные органы до XVIII в. были почти равнодушны

15 Павлов А.С. Курс церковного права. СПб., 2002. С. 95

16 Законодательство Екатерины II: В 2 т. Т.2. М., 2001. С. 439-441.

17 Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. СПб., 2001.

С. 6.

18 Русская историческая библиотека. Т. VI. Стлб.18.

19 Древнерусские княжеские уставы XI—XV веков. С. 87-88.

к церковным проблемам. Приходскому духовенству в этой ситуации достаточно трудно было блюсти паству, которая часто лишь по внешним признакам была православной.

Отдалению большой части населения от официального православия с его канонами способствовала борьба с расколом XУII—XIX вв. Репрессии инакомыслящих, санкционированные руководством РПЦ еще в XVII в.20, оттолкнули часть российского населения от церковной жизни. Браки, заключаемые по раскольничьим обрядам, не признавались церковью, но терпелись правительством. Например, в 1826 г. циркуляр Министерства внутренних дел обязал местное начальство не вмешиваться в брачные обряды староверов и следить лишь за тем, чтобы они не совращали «в раскол» православных21. Впрочем, дети раскольников долгое время считались незаконнорожденными. При проведении 9-й ревизии (середина XIX в.) было обнаружено весьма значительное количество старообрядцев, среди которых были богатые купцы и промышленники22. Правительство уже не могло игнорировать семейные связи староверов, учитывая их роль в экономике страны. Легализация родственных отношений позволяла уточнить субъектный состав участников гражданского оборота, в первую очередь наследников и отделенных детей. С 1850 г. сектанты, признающие священство, на основании свидетельства полиции и обывательских книг могли вносить в «ревизские сказки» своих жен и детей23, а в 1874 г. для записи браков раскольников была установлена особая процедура, совершаемая гражданскими властями: старообрядцы, пожелавшие вступить в брак, должны были уведомить об этом полицейское или волостное начальство; проверка законности брака властями не производилась, однако каждый из вступающих в брак был обязан представить двух поручителей24.

Консерватизм канонических норм иногда заставлял их обходить и вполне православное население. Особенно просто это было для дворян-землевладельцев, поскольку они были не только прихожанами, но и основными кормильцами местного духовенства. Иногда священник предпочитал нарушить букву канона и заслужить наказание от собственного начальства, чем потерять защиту и поддержку окрестных помещиков, весьма часто обладавших крутым нравом. Впрочем,

20 Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (1649 — 12 декабря 1825 г): В 45 т. Спб., 1826—1830 (далее — ПСЗРИ). Т. I. № 412. Гл.УП; Т. II. № 1102.

21 Собрание постановлений по части раскола. Т. 1. Лондон, 1863. С. 65.

22 По некоторым статистическим данным, около 11 млн. человек (см.: Боровиковский А.Л. О семейном праве раскольников // Журнал гражданского и уголовного права. 1873. Кн. 4. С. 157).

23 Собрание постановлений по части раскола. Т.1. С. 368.

24 Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе (12 декабря 1825 — 1 марта 1881 г.): В 55 т. Спб., 1830-1884 (Далее — 2-е ПСЗРИ). Т. XLIX. Отд. I. № 53391.

и архиереи иногда поддавались обстоятельствам: в 1708 г. краковский митрополит благословил строжайше запрещенный четвертый брак25. Избегая церковного развода, супруги практиковали разножительство по взаимному согласию. При необходимости местный священник мог пойти и на прямое нарушение закона, оформив без проволочек «разводное письмо». Риск наказания был не слишком велик, потому что все семейные дела прихожан находились в ведении одного и того же священника и решались так же, «по-семейному».

Таким образом, каноническое право затрагивало супружеские отношения в достаточно узкой сфере, где предметом регулирования являлось сохранение христианской чистоты партнеров в браке. Но даже эту узкую сферу РПЦ часто не могла контролировать из-за ее специфического положения в русском обществе.

Несколько слов о роли обычаев, которые в российских условиях продолжали достаточно долго оставаться источником семейного права. Обычаи были весьма устойчивы в крестьянской среде, куда голос проповедника практически не доходил в силу указанных выше причин. Однако в результате закрепощения и обычаи, и канонические нормы часто уступали место воле помещика. В результате проведения крестьянской реформы второй половины XIX в. волостные суды получили легальную возможность разрешать целый ряд вопросов крестьянского сословия на основании местных обычаев26. Возможность ссылаться на обычаи в мировых судах предусмотрел Устав гражданского судопроизводства 1864 г. (ст. 130), а в 1912 г. эта возможность была закреплена как общий принцип (ст. 101-102 Устава гражданского судопроизводства). При этом комиссия Государственной думы по судебным реформам прямо указала, что сфера допустимости применения обычая вместо закона — крестьянские наследственные дела и тесно связанные с ними дела семейственные.

С.В. Пахман в 70-е гг. XIX в. приводил примеры судебных решений волостных крестьянских судов, которые санкционировали раздельное проживание супругов, не наказывали мужей за жестокое и грубое обращение с женами, провозглашали общность супружеского имущества — словом все то, что прямо противоречило Своду законов Российской империи27. Именно в это время возникло судебное дело по поводу требования одним крестьянином платы за проданную

25 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи: В 10 т. Спб., 1869-1911. Т. VI. № 2199. С. 278-281.

26 Ст. 107 Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости // Российское законодательство X-XX веков. Т. 7: Документы крестьянской реформы. М., 1989. С. 59.

27 Пахман С.В. Обычное гражданское право в России / Под ред. и с предисл. ВА. Томсинова. М., 2003. С. 443, 455, 461 и др. Мы лишний раз убеждаемся в том, что для самого многочисленного сословия — крестьян — никакого единого «семейного права» в то время не существовало. Обособленность в дореволюционной России обычного права от систематизированного прямо констатировалась исследователями (см., напр.: Ефимен-

жену28. В начале XX в. даже в отдельных центральных губерниях России практиковались похищение невесты, заключение брачного договора без всякого участия церкви, имелись случаи отсылки неугодных жен к родителям29. Однажды волостной суд вынес «соломоново» решение, присудив обладание одной женой через неделю то ее первому мужу, считавшемуся прежде пропавшим без вести на русско-японской войне, то новому супругу30. Иногда крестьянские обычаи были «гуманнее» писаного закона: причитающееся дочерям имущество часто выдавалось отцом или братьями без учета «указной доли», определенной в ст. 1130 ч. 1 т. X Свода законов. Во-первых, точный выдел 1/8 движимости и 1/14 недвижимости31 из весьма разнородного крестьянского имущества является трудным делом, а во-вторых, что могло составить восьмую или четырнадцатую долю бедного хозяйства?32

За изучение и обобщение разнородных юридических обычаев взялось сначала отделение этнографии Русского географического общества, а с 1876 г. — специальная комиссия при этом отделении, возглавляемая сначала Н.В. Калачовым, а после его смерти в 1885 г. С.В. Пахманом33.

Итак, брачно-семейные отношения большей части населения России на долгие века оказались в буквальном смысле «вне закона». Источником права для крестьян являлись обычаи или воля помещика. И помещика, и общину семья интересовала как хозяйственная единица, что было связано с землевладением и причитающимися за это платежами.

С XVII в. брачные дела попадают в поле зрения государства. Законы все более и более детально определяют правовое положение сословий. Регулирование статуса привилегированного дворянства заставило правительство корректировать, кроме всего прочего, условия и порядок вступления в брак.

коА. Исследования народной жизни. Вып.1: Обычное право. М., 1884. С. 136; Муллов П.А. Значение народных юридических обычаев // Журнал министерства юстиции. 1862. Т. XI. C. 31-32).

28 Азаревич Д.И. Русский брак // Журнал гражданского и уголовного права. 1880. Сентябрь—октябрь. С. 99.

29 Государственная дума. Третий созыв. Сессия III. Стенографический отчет. Ч. 1. Спб., 1910. Стлб. 1513-1514.

30 Там же. Стлб. 1195.

31 Закон 3 июня 1912 г. уравнял дочерей с сыновьями в наследственных правах за исключением наследования внегородской недвижимости, из которой дочерям выделялась ‘/7 часть.

32 Калачов Н.В. Юридические обычаи крестьян в некоторых местностях / Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. Кн. 2 (с приложением). Спб., 1859. С. 23-24.

33 Краткий обзор деятельности комиссии с анализом ее неудач см.: Записки Императорского русского географического общества по отделению этнографии. Т. XVIII. Спб., 1900. С. I-IX.

Характерным примером является определение брачного возраста в XVШ—XIX вв. С одной стороны, дворянские отпрыски были обязаны получить образование для поступления на государственную службу, из-за чего планка брачного возраста для мужчин была поднята Петром I с 15 до 20 и даже 25 лет34. Специфика офицерской службы дворян не позволяла надлежащим образом заботиться об умножении собственного имущества, из-за чего семейства молодых офицеров часто были необеспеченны. Учитывая это обстоятельство, в 1866 г. офицерам запретили жениться ранее 23 лет в принципе, а с 23 до 28 лет — без предоставления материального обеспечения, приносящего годового дохода не менее 250 рублей35. В конце XIX в. комиссия, предлагавшая поднять минимальную возрастную планку для офицеров с 23 до 25 лет, мотивировала этот шаг интересами службы, поскольку холостому офицеру легче проявить мужество и храбрость, нежели семейному36.

С другой стороны, дворяне были вольны в браках своих крепостных крестьян, чем они и пользовались в хозяйственных целях. Предотвратить упадок крестьянского двора, где имелся малолетний сын, можно было его женитьбой на взрослой и здоровой женщине. Подобные браки нередко оканчивались плачевно37 и при Екатерине II они были строго запрещены38.

В 1830 г. брачный возраст был определен в виде общего правила: 18 лет для мужчин и 16 — для женщин39. Любопытно, что в именном указе, установившем данную норму, не приведено никаких конкретных материалов, которые в то время обычно составляли своеобразную «описательную часть» подобных документов. Получается, что указ вводил общее правило и это, на первый взгляд, противоречит высказанному здесь тезису о «сословном двигателе» законодательства. Возможно, данное противоречие объясняется механикой подготовки Свода законов Российской империи. Известно, что значительное влияние на М.М.Сперанского, вдохновителя работ по систематизации законодательства, оказывали западные образцы. Этот факт отметили позднейшие критики его работы40, да и он сам его не отрицал41. На-

34 ПСЗРИ. Т. V. № 2762, 2789 (п.5); Т. VI. № 3937 (п. 77).

35 2-е ПСЗРИ. Т. XLI. Отд. II. № 43940.

36 Воинская дисциплина по действующему законодательству (Устав дисциплинарный со всеми разъяснениями) / Сост. П.А. Швейковский. Спб., 1899. С. 76.

37 Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Спб.; Петроград, 1868-1917. Т. XIX. Дело № 320. Стлб. 454-455.

38 Законодательство Екатерины II. Т. 2. Док. 220-221. С. 454-458.

39 2-е ПСЗРИ. Т. V. Отд. I. № 3807.

40 Синайский В.И. Личное и имущественное положение замужней женщины в гражданском праве. Юрьев, 1910. С. 158-168.

41 Бычков А.Ф. К 50-летию Второго отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии. Объяснительные записки и заметки Сперанского. 1828 г. // Русская старина. 1876. Март. С. 587; Объяснительная записка содержания и расположения Свода законов гражданских // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России, изд. Н. Калачовым. Спб., 1859. Кн. 2. С. 4-5.

ходя неудобным прямо заимствовать нормы иностранного законодательства, М.М. Сперанский прибегнул, как считают некоторые исследователи, к следующей хитрости: в ходе работ по составлению Свода законов по его инициативе был принят целый ряд указов, устанавливающих нормы, новые для русского права. Единственным предназначением этих указов было создать «источниковую» базу для включения новых положений в Свод42. Ярким примером этой политики можно считать ничем, по сути, не мотивированное установление в 1830 г. общего брачного возраста.

В 1857 г. указом Синода епархиальным архиереям было предоставлено право венчать при недостижении женихом или невестой брачного возраста, если до необходимых лет остается менее полугода. В отличие от указа 1830 г. новое постановление было тесно связано с сословными интересами, на этот раз с крестьянскими. Желая вступить в новый сезон полевых работ в расширенном составе, крестьяне часто упрашивали духовенство разрешить брак несовершеннолетних членов двора. Принимая во внимание, что брак может стать последней надеждой для маломощного крестьянского хозяйства, Синод пошел на указанные уступки43.

Пример с брачным возрастом показывает цель совершаемой правительством коррекции канонических норм: укрепление сословных корпораций ради надлежащего выполнения ими обязанностей перед государством.

Нередко дворяне-офицеры женились вдали от родного прихода и даже полковой священник без соответствующих запросов не мог легко удостовериться в отсутствии препятствий к браку. Поэтому непременным условием сначала для военнослужащих, а с XIX в. и для гражданских чиновников, стало письменное согласие начальства, которое также свидетельствовало состояние невесты с точки зрения сословных приличий и «пристойности» брака44. Согласие на брак нижнего армейского чина могло быть получено лишь при наличии свободного места для жены в казенных помещениях, где размещались войска45.

Владельцам крепостных запрещалось принуждать своих крестьян к браку, о чем давалась специальная подписка46.

Порядок вступления в брак был дополнен в XVIII в. обязательной регистрацией в церковной метрической книге47. Метрическая запись

42 Винавер М.М. К вопросу об источниках X тома Свода законов // Журнал министерства юстиции. 1895. № 10. С. 11.

43 2-е ПСЗРИ. Т. XXXII. Отд. I. № 31849.

44 ПСЗРИ. Т. XII. № 9035; Т. XVI. № 12289 (гл. II п. 6); Т. XXVI. № 19254; Т. XXVII. № 20538 (п.3); Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье: В 33 т. Спб., 1885-1916. Т.т № 4728; Т. XXI. Отд. I. № 19757 (п. II-III).

45 2-е ПСЗРИ. Т. XIX. Отд. I. № 18489.

46 ПСЗРИ. Т.т № 4406.

47 ПСЗРИ. ТАГ. № 4022 (п. 29).

доказывала наличие брака, что было важно для определения статуса подданного. Во-первых, брак мог изменить положение женщины, если муж превосходил ее по сословному статусу. Во-вторых, наличие метрической записи о браке родителей упрощало определение сословного статуса их детей. В-третьих, ведение метрических книг снижало процент многоженцев.

Условия прекращения брака также необходимо рассматривать в рамках сословной политики. Так, одно из древнейших оснований развода — желание принять монашеский постриг — было серьезно ограничено из-за желания правительства (особенно в годы правления Петра I и Анны Иоанновны) сократить количество монашествующих. С другой стороны, одним из немногих сохранившихся позднее в законах оснований для развода стало лишение сословных прав. Значительное сокращение поводов к разводу при Петре I отечественные канонисты объясняли соответствующей политикой народонаселения48.

Производство развода по-прежнему оставалось в сфере ведения духовенства и в XIX в. было детализировано не в Своде законов Российской империи, а в Уставе духовных консисторий 1841 г.49

Итак, секуляризация брачно-семейной сферы проходила в рамках сословного законодательства XVШ—XIX вв. и в основном под углом зрения дворянских интересов.

Если вопросы вступления в брак и его расторжения традиционно разрешались в рамках канонического права, хоть и с некоторой коррекцией правительственными постановлениями, то личные и имущественные права и обязанности членов семьи закреплялись светским законодательством. Начиная с Древней Руси урегулированный законом статус супругов и домочадцев основывался на их сословном положении. Так, Русская Правда закрепила попадание в холопы мужа зависимой женщины, а Судебник 1497 г. сформулировал общий принцип: «по робе холоп, по холопе роба». Устав князя Ярослава о церковных судах по-разному защищал честь незаконно оставленной жены в зависимости от ее происхождения50. Судебник 1550 г. (ст. 26) и Соборное Уложение 1649 г. (ст. 99 гл. X) определяли размер «бесчестья» женам в зависимости от социального положения мужа. Устав благочиния, или Полицейский, 1782 г. обязал мужа содержать жену «по состоянию» (сословному)51.

Регулирование имущественных прав и обязанностей супругов непосредственно выросло из феодальной организации вооруженных сил. Закрепляя за служилыми людьми обязанность выставлять в случае необходимости войско, царское правительство по возможности

48 Павлов А.С. Указ.соч. С. 272.

49 2-е ПСЗРИ. Т. XVI. Отд. I. № 14409. Гл. VI. Разд. III.

50 Древнерусские княжеские уставы XI—XV веков. С. 86-87.

51 Законодательство Екатерины II. Т. 1. М., 2000. Док. 78. С. 563.

ограничивало землевладение неслужилого элемента: монастырей, архиереев, жен и дочерей феодалов. Так, Соборное Уложение 1649 г. запрещает вдовам феодалов обладать родовыми и выслуженными вотчинами (ст.1-4 гл. XVII). Дочерей закон формально не лишил прав на эту землю, но Уложение видело в них лишь передаточное звено к внукам или иным родственникам мужского пола. Со временем исчезла дворянская конница и армия стала регулярной, но традиция связывать обладание сельскохозяйственными угодьями с государственной службой сохранилась до начала XX в.

Дети мужского пола рассматривались как заместители отцов по службе. Об этом говорит не только передача сыновьям родовых и выслуженных имений, но и лишение прав на недвижимость незаконнорожденных (ст. 280 гл. X Соборного Уложения 1649 г.). Снабжение дочерей и вдов прожитком из поместий или вотчин в случае потери кормильца являлось по Уложению лишь примитивной формой социального обеспечения, но ни в коем случае не наследованием и не разделом супружеской собственности52. История прожитка неплохо показывает, как регулирующие военную службу нормы стали основой имущественных прав членов семьи. В ст. 30-32 гл. XVI Соборного Уложения размер прожитка определялся в зависимости от обстоятельств смерти феодала: в случае смерти при исполнении служебных обязанностей, но не на поле боя, вдове назначалась «пенсия»-прожи-ток в размере ‘/7, а дочери — 1/и поместного оклада. Этот самый типичный случай со временем стал основанием для регулирования так называемой «указной доли» в наследственном праве XУIII—XIX вв.53

Первым нормативным актом, урегулировавшим права и обязанности супругов и членов семьи в виде общих правил, стала книга «О правах и обязанностях семейственных» ч.1 т. X (Свод законов гражданских) Свода законов Российской империи 1832 г. издания, источ-никовой базой которого являлось русское законодательство с 1649 по 1825 г., систематизированное в Полном собрании законов Российской империи. Выше было показано, что правительственные постановления XVII—XIX вв. подходили к браку и семье прежде всего с точки зрения сословной политики. Поэтому и в Своде законов Российской империи то, что традиционно называлось семейным правом, можно считать в основном «периферией» регулирования правового положения сословий.

Этой сословной подоплеки не видели многие исследователи, которые рассматривали нормы книги «О правах и обязанностях семейственных» в качестве семейно-правовых по причине нахождения их в этой книге. Отсюда возникали и возникают определенные недоразумения. Например, видный специалист рубежа XIX—XX вв. А.И. Заго-

52 Иначе думает Н.С. Нижник (Нижник Н.С. Указ.соч. С. 61).

53 МейерД.И. Русское гражданское право (в 2 ч.). М., 2001. С. 814.

ровский считал одностороннюю обязанность мужа содержать жену несоответствующей устанавливаемой законом обязанности взаимной нравственной поддержки54. Между тем эта односторонность вытекала как раз из традиционного сословного разделения труда, когда единственным гарантированным источником существования замужних женщин было выполнение их мужьями обязанностей землепашца, ремесленника, купца или чиновника-дворянина. Содержание жены зависело от «состояния» (сословного положения) супруга и являлось ее личным правом (ст. 106 ч.1 т.Х Свода), которое она получила с приобщением к сословию мужа (ст. 100). По этой причине перемена места службы или жительства мужа заставляла жену следовать за ним (ст. 103 ч. 1 т. X). Впрочем, взаимосвязь обязанностей жены следовать за мужем, а мужа — содержать жену в законе не была выражена прямо и правоприменитель осознал ее лишь во второй половине XIX в.55

В обязательном порядке жена следовала за мужем-кормильцем при его переселении по приговорам обществ или административным порядком, а муж при переселении жены в аналогичных случаях — исключительно по собственному желанию56. И здесь интересы сословия ставились выше супружеской воли: если переселенный муж был согласен на раздельное проживание, окончательное решение вопроса об оставлении жены по прежнему месту жительства зависело от мирского приговора57. Желание мужа следовать за переселенной женой означало уменьшение количества налогоплательщиков местного общества, поэтому в решении вопроса об увольнении мужа от общества принимали участие органы самоуправления (Дума, Ратуша), а в случае необходимости — губернское правление58.

Другой специалист И.Г. Оршанский, соглашаясь с мнением о том, что «брак есть общение интересов всей жизни двух лиц»59, не принял при этом во внимание, что лишение одного супруга всех сословных прав и преимуществ было законным поводом для другого прекратить это «пожизненное общение». Само наличие брака зависело в ряде случаев от сословных обязанностей мужчины. Священники, удостоверяя при венчании добровольность браков мирян, сами, по сути, вступали в брак по принуждению еще до принятия сана, так как после они уже не могли менять семейный статус.

К.А. Неволин писал о возможности для мужа распоряжаться приданной недвижимостью жены в XVI—XVII вв. как об исключении из

54 Загоровский А.И. Указ.соч. С. 149.

55 Обзор судебной практики Сената по этому вопросу см.: СинайскийВ.И. Указ.соч. С. 206-212.

56 2-е ПСЗРИ. Т. XXXVII. Отд. II. № 38688 (п. 2-3).

57 2-е ПСЗРИ. Т. XXVI. Отд. II. № 25820 (§25).

58 2-е ПСЗРИ. Т. XXVI. Отд. II. № 25820 (§26).

59 Оршанский И.Г. Указ.соч. Это частично приведенное определение Модестина («consortium omnis vitae») лучше перевести классически — «со-бытие всей жизни».

принципа раздельности супружеской собственности60. Современный автор Н.С. Нижник рассуждает об ограничениях для женщин по наследованию родовой недвижимости в тот же период61. Оба исследователя сочли, что предметом регулирования узаконений, на которые они сослались, являлись имущественные отношения супругов. На самом же деле, как уже было отмечено, недвижимость интересовала государство российское в тот период с точки зрения сословных обязанностей феодальных родов, а не как объект супружеской собственности.

Если разбирать личные права и обязанности супругов в отрыве от сословной специфики, то придется согласиться с М.Ф. Владимир-ским-Будановым, которому они казались «неуловимы для законода-тельства»62.

Из сословной «шинели» вместе с учеными-юристами долго не мог вырасти и сам законодатель. В середине XIX в. ясно осознавалось, что неравенство мужчин и женщин в сфере наследования коренится в традиционной и уже отжившей связи поместного землевладения и сословной военной службы. Но только 3 июня 1912 г. женщина была уравнена с мужчиной в наследовании недвижимости, и то лишь городской! Сохранение неравенства служило той цели, чтобы «имения не выходили из древних, стяжавших вековой отличной службой общее уважение родов»63. Той же цели в дореволюционные времена служила, конечно, и раздельность имущества супругов.

До сих пор речь шла исключительно о правовом регулировании супружеских взаимоотношений, но и отношения детей и родителей определялись прежде всего сословными нормами. Родители были обязаны заботиться об устройстве детей сообразно их сословному состоянию (ст. 174 ч. 1. т. X), воспитывать их в соответствии с «видами правительства» (ст. 173). А эти «виды» в ряде случаев могли расходиться с интересами родителей. Так, вдова не могла при новом замужестве добиваться возврата к ней на жительство уже отданного в кантонисты64 сына от первого брака, поскольку если отец был из нижних военных чинов, это автоматически означало определение ребенка в военное обучение65.

Основанием прекращения родительской власти являлось лишение родителей всех прав состояния (ст. 178). Самый статус ребенка определялся сословным положением родителей. Незаконнорожденные могли претендовать лишь на заботу о них до совершеннолетия, но со-

60 Неволин К.А. Указ.соч. С. 284.

61 Там же. С. 54.

62 Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д., 1995. С. 439.

63 Гойхбарг А.Г. Закон о расширении прав наследования по закону лиц женского пола и права завещания родовых имений. Спб., 1914. С. 6—7.

64 Кантонист — ученик гарнизонной школы для детей нижних воинских чинов. Впервые такие школы были открыты Петром I.

65 2-е ПСЗРИ. Т. XII. Отд. I. № 10515; Т. XV. Отд. II. № 24502.

2 ВМУ, право, № 2

словного статуса отца не получали (ст. 133, 136 и др.). Более половины всех статей раздела «О детях усыновленных» посвящено особенностям усыновления дворянами, духовенством, почетными потомственными гражданами, прочими мещанами, сельскими обывателями, казачеством. Например, усыновленные дворянами или почетными потомственными гражданами получали лишь статус личных почетных граждан (ст. 153). Передача фамилии потомственного дворянина своему усыновленному могла происходить лишь по Высочайшему изволению и на основании ст.79 Законов о состояниях (ст. 152).

Словом, можно утверждать, что предметом правового регулирования кн. 1 «О правах и обязанностях семейственных» ч.1 т. X Свода законов Российской империи были в основном сословные отношения, которые можно было бы с успехом поместить в т. IX (Законы о состояниях) и не выделять в качестве особого раздела. Супруги и члены семьи рассматривались законодателем как члены сословной корпорации, объединенные единством статуса. Возможность вступить в брак зависела от служебного и сословного положения мужчины. Те же условия определяли сущность взаимоотношений мужа и жены. Отношения родителей и детей были интересны правительству с точки зрения подготовки смены отцу на сословной службе. Таким образом, в дореволюционной России брачно-семейные отношения, лишенные собственного предмета, регулировались отраслевым законодательством, но отрасли права еще не сложились.

Весьма любопытно, между прочим, посмотреть, какое место брачно-семейным отношениям отводили русские юристы в своих трудах, изданных до Свода законов Российской империи. Г.И. Терлаич, например, излагал вопросы брака и семьи в разделе «Право лиц»66, где помимо описания правового положения супругов, детей, родителей, опекунов и попечителей можно встретить описание различных сословий в России67. В.Ф. Вельяминов-Зернов в числе различных видов власти называет господскую (над крепостными крестьянами), опекунов (над подопечными) и родительскую (над детьми). Поскольку основанием последней мог служить брак, ученый поместил нормы о браке в раздел о родительской власти68. Таким образом, свидетели рождения Свода законов рассматривали брачно-семейные отношения лишь с точки зрения особенностей правосубъектности и отказывали им в наличии какого-то особого предмета правового регулирования.

Безусловно, каждый ученый волен выстроить собственную систему изложения правового материала, сколь бы искусственной и надуманной она ни была. Но если одни публиковали свои системы

66 Терлаич Г.И. Руководство к познанию частного гражданского права России. Спб., 1810. Ч.1. С. 17-47.

67 Там же. С. 20-21.

68 Вельяминов-Зернов В.Ф. Опыт начертания российского гражданского частного права. СПб., 1814. С. 125-165.

только в виде монографий, то другие оказались допущены к законопроектной работе. О личном влиянии М.М. Сперанского на составление Свода законов Российской империи существует довольно обширная литература69. Надо сказать, что современники и позднейшие исследователи признавали систему Свода, предложенную М.М. Сперанским, не только произвольной, но и не до конца выдержанной70.

Таким образом, нормы книги «О правах и обязанностях семейственных» ч.1 т. X Свода законов Российской империи представляли собой по содержанию особую часть сословного законодательства, составленную в произвольной форме, где начала русского права смешивались с заимствованными нормами. Если А.И. Загоровский, К.А. Неволин, М.Ф. Владимирский-Буданов и др. отнеслись бы к системе Свода законов более критично и, будучи историками права, увидели бы сословный стержень разбираемых ими источников, некоторые их недоумения могли быть разрешены.

Совершенно ясно, что в таком виде нормы о браке и семье были обречены играть роль нелогичного «довеска» в т. X Свода законов, регулировавшем имущественные отношения. Также совершенно ясно, что когда Советская власть ликвидировала в 1917 г. сословное неравенство и неравноправное положение женщин, от «прав и обязанностей семейственных» не должно было остаться и камня на камне71.

Наверное, ни одна часть дореволюционного права не рухнула при Советской власти столь стремительно, как подотрасль гражданского права, регулировавшая брачно-семейные отношения. Уголовно-правовые, процессуальные, трудовые, финансовые нормы, установленные «свергнутыми правительствами», применялись с известными ограничениями некоторое время и после 26 октября 1917 г. Разумеется, и уголовное право, равно как и процессуальное, финансовое, трудовое, также не было свободным от влияния сословного строя дореволюционной России. Однако тот факт, что указанные отрасли после октября 1917 г. хотя и эволюционировали, но «выжили», показывает их состоятельность в плане наличия собственного предмета правового регулирования. «Предмет» брачно-семейного законодательства был прямо ликвидирован 10 ноября 1917 г. декретом СНК РСФСР «Об уничтожении сословий и гражданских чинов»72. Согласно ст.1 и 6 названного декрета отменялись все сословные привилегии и

69 См., напр.: Винавер М.М. Указ.соч. С. 1—68; Барац Г.М. О чужеземном происхождении большинства русских гражданских законов // Журнал гражданского и уголовного права. 1884. № 8, 10; 1885. № 5, 6, 9; Майков П.М. О Своде законов Российской империи / Под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. М., 2006.

70 См.: Куницын А.П. Прибавление первое к замечаниям на основания российского права // Сын Отечества. 1819. Ч. 55. Кн. XXXIII. С. 295; Майков В.П. Указ.соч. С. 56.

71 См. об этом: Полянский П. Л. Личные права и обязанности супругов в советском семейном праве // Вестн.Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 2006. № 5. С. 55—56.

72 Декрет СНК РСФСР «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 10 ноября 1917 г. [Электронный ресурс]. Доступ из СПС КонсультантПлюс.

ограничения, утрачивали силу соответствующие статьи действовавших законов.

«Процедурные» нормы Свода законов, регулирующие вступление в брак, и особенно его расторжение, основывались, как мы помним, на церковных источниках и держались на «первенствующем и господствующем положении» Русской православной церкви73, хотя также имели ярко выраженный сословный оттенок. Декабрьские декреты 1917 г. «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» и «О расторжении брака»74 изъяли брачно-семейную сферу из ведения церкви. С этого времени и по сей день регистрацией браков и их прекращением ведают государственные органы.

Новый этап (октябрь 1917 г. — 30-е гг.) справедливо называют этапом «раскрепощения» брачно-семейных отношений. В этот короткий срок принимаются сразу два семейных кодекса: Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве 1918 г. (КЗАГС) и Кодекс законов о браке, семье и опеке 1926 г. (КЗоБСО). Однако принятие кодексов не означало складывание в данный период новой отрасли права — появилась лишь новая отрасль законодательства. Отношения родственников и супругов с точки зрения новых законов не служили никаким другим целям, кроме как быть временной заменой всеобщего социального обеспечения. Взаимное содержание друг друга в переходный период — есть предмет брачно-семейного законодательства с 1917 г. по 30-е гг. В этом убеждает анализ норм обоих кодексов.

«Брачное право» по КЗАГС с точки зрения личных прав и обязанностей супругов можно назвать «бесправием» в том отношении, что не было установлено никаких связывающих мужа и жену норм. Из пяти статей, посвященных этому вопросу, три касались брачной фамилии, четвертая не обязывала супруга менять гражданство при раз-ногражданстве обоих, пятая не обязывала одного супруга менять место жительства при перемене его другим (ст. 100-104). Брачная фамилия по КЗАГС была общей, но и это ограничение свободы супругов было упразднено в 1924 г.

Кодекс о браке, семье и опеке 1926 г. (КЗоБСО) в отношении личных прав и обязанностей супругов уточнил, что они (супруги) пользовались полной свободой выбора занятий и профессий и порядок ведения общего хозяйства устанавливается по их взаимному соглашению (ст.9). В остальном нормы КЗАГС были повторены.

Если М.Ф. Владимирский-Буданов не смог «уловить» прав и обязанностей супругов в Своде законов Российской империи, то в отношении первых двух советских брачно-семейных кодексов ему при-

73 Ст. 40 разд. I Свода основных государственных законов.

74 Декреты ВЦИК и СНК «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» (вступ. в силу 20 декабря 1917 г.) и «О расторжении брака» от 16(29) декабря 1917 г. [Электоронный ресурс]. Доступ из СПС КонсультантПлюс.

шлось бы констатировать принципиальный отказ законодателя от регулирования этого вопроса. Лучше всего эта позиция выражена в ст.12 КЗоБСО, в которой выяснение вопроса о сущности супружеских отношений передано судейскому усмотрению. Установив один или несколько признаков супружеских отношений из примерного перечня («и проч.». — П.П.), слабоквалифицированный советский суд должен был решить: являлись ли отношения спорящих сторон браком или случайной связью. Означенный принципиальный отказ дополнялся тем, что саму регистрацию брака факультативной сначала признала судебная практика 20-х гг., а затем и КЗоБСО. С другой стороны, все больше (с 1918 по 1926 г.) упрощалось расторжение брака, а КЗоБСО регистрацию развода также сделал факультативной. Таким образом, законодательство первого выделенного нами советского этапа не желало вмешиваться в установление, содержание и прекращение личных взаимоотношений супругов. В качестве еще одного доказательства этого тезиса можно привести нормы КЗАГС и КЗоБСО: в первом государственные органы не проводили проверку условий вступления в брак (ст. 59), а во втором к тому же отсутствовал раздел о признании брака недействительным. Общий же вывод можно сделать следующий: личные права и обязанности супругов в данный период не интересовали законодателя.

Имущественные отношения супругов в кодексах 1918 и 1926 гг. регулируются детальнее, чем личные. Но что, собственно, регулировал законодатель? Известно, например, что 27 апреля 1918 г. наследование было отменено декретом ВЦИК75. Однако «впредь до издания декрета о всеобщем социальном обеспечении» нетрудоспособные и нуждающиеся родственники покойного из его оставшегося имущества могли получать содержание. Так чем же это являлось — своеобразной формой государственного обеспечения или новым социалистическим наследственным правом? Из приведенной формулировки ясно, что в апреле 1918 г. ВЦИК рассматривал привычную форму наследования лишь как временную замену социального обеспечения.

Нуждающийся нетрудоспособный супруг, согласно ст. 2 указанного декрета об отмене наследования и ст.128 КЗАГС, имел право на содержание из имущества умершего супруга на равных основаниях с родственниками умершего. Нет оснований думать, что принятые в 1918 г. апрельский декрет и сентябрьский КЗАГС подходили к одной и той же материи по-разному: в данном случае денежное или натуральное содержание выделялось пережившему супругу «на прожиток», т. е. в качестве пенсионного обеспечения. Оба документа разрабатывались при деятельном участии А.Г. Гойхбарга, поэтому их идейное единство становится еще более очевидным.

75 Декрет «Об отмене наследования» от 27 апреля 1918 г. [Электронный ресурс]. Доступ из СПС КонсультантПлюс.

КЗАГС установил единственную имущественную обязанность, возникающую из брака, — содержать нуждающегося (т.е. не имеющего прожиточного минимума и нетрудоспособного) супруга при наличии у другого материальной возможности (ст. 107). Но и эту единственную обязанность вполне можно рассматривать как временную замену государственного социального обеспечения. На это почти прямо указывает ст.113, в которой размер супружеского содержания связан с размером прожиточного минимума, «установленного для данной местности в коллективных договорах между рабочими и предпринимателями». Кроме того, нуждающимся мог быть признан и безработный, поскольку в этом состоянии он также не имел прожиточного минимума. В этом случае поддержка супруга явно подменяла собой государственное обеспечение. Даже непродолжительный брак определял обязанность содержать нетрудоспособного нуждающегося супруга после развода на неопределенный срок (ст. 130), что еще лучше доказывает желание государства снять груз социального обеспечения со своих плеч76. О временном характере алиментных обязанностей супругов видный теоретик советского права П.И. Стучка писал, комментируя один из учебников по семейному праву в конце 20-х гг.: «Этим функциям социального обеспечения государство придает принудительный характер, закрепляя в законе обязанности… супругов в отношении друг друга. Эти права и обязанности отпадут лишь по мере введения всесторонней государственной или общественной организации социального обеспечения»77. Впрочем, как показала практика, при установленных тогда формах и размерах оплаты труда исполнение этой единственной обязанности далеко не всегда было возможно из-за имущественной несостоятельности трудоспособного супруга78.

КЗАГС сохранил дореволюционный принцип раздельности имущества, нажитого в браке, однако судебная практика, а затем и КЗоБСО встали на путь признания общности супружеского имущества. Идея этого признания имела цель защитить прежде всего замужних женщин-горожанок, значительная часть которых занималась домашним хозяйством79, и поэтому учесть при разделе имущества их вклад в семейную копилку не представлялось возможным. Защиту имущественных интересов крестьянок обеспечивал Земельный кодекс РСФСР 1922 г., который установил не только равенство прав на землю, постройки и инвентарь всех членов двора без различия пола (ст. 67), но и закрепил возможность раздела имущества двора между ними с учетом личного труда и внесенных средств (ст.75). Однако пра-

76 КЗоБСО сократил срок содержания после прекращения брака до 1 года (ст. 15).

77 РГАСПИ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 39. Л. 10-11.

78 ГАРФ. Ф. А-353. Оп. 5. Д. 226. Л. 53.

79 См., напр.: Слепакова А.В. Правоотношения собственности супругов [Электронный ресурс] / А.В.Слепакова. — М., 2005: Доступ из СПС КонсультантПлюс.

вовая неопределенность брачного сожительства, когда приходилось доказывать не только его содержание, но и наличие, приводила к обесцениванию института совместной собственности супругов80.

Итак, советское законодательство знает супружеское алименти-рование, а с 1926 г. — общность нажитого в браке имущества. Но что являлось основой, так сказать, внутренним стержнем этих имущественных прав и обязанностей: «семейная близость», «извечный закон человеческого общества», как пишут современные авторы81, или, как уже было показано, желание государства временно облачить в брачные одежды соцобеспечение? В инструктивном письме по алиментным делам от 11 июня 1929 г. Гражданская кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР прямо признала, что целый ряд институтов брачно-семейного права, и в особенности право на содержание от членов семьи, исходят из того, что в условиях переходного периода одной из главнейших функций семьи продолжает оставаться социальное обеспечение ее членов82. О том, какое значение для закона имели «семейная близость» и «извечные законы человеческого общества», говорит все большее от кодекса к кодексу упрощение разводов и освобождение супругов от всяких брачных оков при доказанности материального неблагополучия. Ярким показателем усиливающего разрушения супружеских связей являлось неуклонное увеличение дел о взыскании алиментов, чем, кстати, и было вызвано указанное письмо 1929 г. Первая половина 30-х гг. не принесла улучшений в алиментной статистике83.

Итогом развития законодательства о браке данного периода является принципиальный отказ (прямой или косвенный) от «брачного права» и перевод супружеских отношений в область регулирования морали. Легкость разрыва супружеских связей и невозможность полностью контролировать доходы граждан поставили под вопрос эффективность супружеского алиментирования. Учет совместно нажитого супружеского имущества был осложнен факультативностью регистрации браков и разводов, что ставило в тупик суд при доказывании факта наличия супружества.

Взаимоотношения лиц, состоящих в родстве, КЗАГС и КЗоБСО регулировали значительно подробнее, чем супружеские. КЗАГС посвятил этому вопросу раздел «Семейное право», а КЗоБСО — раздел «О взаимоотношениях детей и родителей и других лиц, состоящих в

80 См.: Полянский П.Л. Личные права и обязанности супругов в советском семейном праве. С. 60—61.

81 Нечаева А.М. Семейное право: актуальные проблемы теории и практики. М., 2007. С. 47-48.

82 Судебная практика РСФСР. 1929. № 14. С. 1.

83 См., напр.: Утевский. О чем говорят цифры // Советская юстиция. 1936. № 18. С. 5; Goldman Wendy Z. Women, the State and Revolution. Soviet family policy and social life, 1917-1936. Cambridge, 1995. P. 299-304.

родстве». Названия разделов приведены здесь с тем, чтобы, во-первых, показать отказ законодателя в 1926 г. от термина «семейное право»84, а во-вторых, чтобы подчеркнуть отсутствие приоритета семьи перед другими формами устройства и воспитания детей.

Общеизвестно, что одной из устойчивых идей начального периода построения социализма в СССР являлась идея отмирания семьи и передача детей на воспитание в коллективы под руководством профессионалов85. Однако от института семьи, в отличие, скажем, от усыновления, советский законодатель никогда прямо не отказывался. КЗАГС и КЗоБСО регулировали личные и имущественные права и обязанности членов семьи. Законодательство периода нэпа показывает, что индивидуальным формам устройства детей вообще придавалось большое значение. Например, еще до принятия КЗоБСО было «реабилитировано» отмененное КЗАГС усыновление, периодически обновлялся нормативный материал о помещении ребенка в приемную семью. Другое дело, считалась ли семья на этом этапе приоритетной формой устройства детей и вообще ставило ли государство перед собой задачу сохранения семьи именно в этих целях? На оба эти вопроса следует ответить, как представляется, отрицательно.

Нормативные акты до 30-х гг. не отдают семейному воспитанию никакого предпочтения перед иными формами устройства несовершеннолетних. Если посмотреть изменения, внесенные в КЗАГС и КЗоБСО в данный период, можно увидеть, что законодательство лишь расширяет круг лиц, ответственных за материальное обеспечение детей в случае отсутствия возможности их содержания у родителей86, или лишает последних родительских прав в случае их неправомерного использования или жестокого обращения с детьми87. Никакого понуждения родителей к надлежащему воспитанию своих детей в данный период не предпринималось. В 1930 г. Верховный Суд РСФСР, например, констатировал, что отсутствие родительской заботы о детях успешно компенсируется организацией детских садов, яслей и других учреждений88. УК РСФСР 1926 г. понуждение детей к занятию нищен-ством89 приравнял по социальной опасности всего лишь к злостному уклонению от уплаты алиментов, включив оба деяния в одну статью

84 Кстати, КЗоБСо в отличие от КЗАГС не имеет также раздела «Брачное право».

85 Обзор высказываний советских общественных и государственных деятелей см., напр.: Glass, Becky L., Stolee, Margaret K. Family law in Soviet Russia // Journal of Marriage and the Family. 1987. Vol. 49. № 4 (Nov.). P. 894-895.

86 Так, 29 ноября 1928 г. в КЗоБСО вводится ряд новых статей (42′-423), привлекающих к алиментированию отчима, мачеху, фактического воспитателя, а также наследника, если наследодатель содержал детей (СУ РСФСР. 1929. № 22. Ст. 233).

87 В 1926 г. в статьи 153, 161 и 169 действовавшего тогда КЗАГС были внесены соответствующие изменения.

88 Судебная практика РСФСР. 1930. № 16. С. 11.

89 УК РСФСР 1922 г. не знал такого состава преступления.

(ст. 158). Сопоставление изменений, внесенных в 1926 г. в КЗАГС, и только что отмеченной ст. 158 УК 1926 г. показывает, что хотя плоды политики раскрепощения семьи быстро обнаружились, серьезной озабоченности у Советского государства они пока не вызвали.

Выполнение родителями обязанностей по содержанию детей гораздо более чем воспитание заботило законодателя. В УК РСФСР 1926 г. имелась, например, ст. 158, карающая за злостное уклонение от платежа присужденных судом алиментов. Но организация розыска злостных алиментщиков началась лишь с апреля 1929 г. Надо полагать, объявление неплательщика в республиканский розыск производилось лишь тогда, когда поблизости не находилось других родственников, на которых согласно КЗоБСО можно было возложить обязанность по содержанию детей. Вообще же, в алиментном вопросе государство слишком долго полагалось на сознательность граждан. Так, 11 июня 1928 г. была установлена уголовная ответственность лиц, с которых присуждены алименты за непредставление сведений о перемене места работы и об увеличении заработка или дохода90. Таким образом, сами «алиментообязанные» лица должны были предоставлять необходимые сведения. Практика показала, что эти сведения своевременно подавались обычно в случае уменьшения или лишения заработка, чтобы инициировать иск об уменьшении размера алиментов91.

Таким образом, семья являлась естественной, но не приоритетной формой устройства детей. Их воспитание и содержание ложилось на родителей как на ближайших родственников. Но эти функции в случае необходимости могли быть переданы другим родственникам, другим семьям или общественным организациям. О том, что государство не нуждалось в семье как общественном институте, говорит подрыв ее естественного базиса — брака. С учетом сказанного возложение в данный период на родителей определенных функций можно считать, как и в случае с браком, лишь временным использованием старых форм наряду с такими, как усыновление, приемная семья, опека, помещение в воспитательное учреждение, фактическое воспитание с иждивением.

Завершить анализ первого периода необходимо краткой оценкой научных изысканий в этой области. Совершенно справедливым представляется мнение А.М. Нечаевой, которая оценивает работы юристов с 1917 по 1941 г. как носящие исключительно «прикладной, политизированный характер»92. Такое положение было вполне естественно, ибо из-за отсутствия особого предмета исследования фундаментальные работы по какой-либо проблематике не возникают.

90 СУ РСФСР. 1928. № 68. Ст. 478.

91 Невельский Л. Изменение размера присужденных алиментов // Еженедельник советской юстиции. 1929. № 40. С. 940.

92 Нечаева А. М. Указ.соч. С. 115.

Подводя очередной промежуточный итог, можно сказать, что с 1917 г. до середины 30-х гг. брачные и семейные связи должны были порознь друг от друга временно выполнять функцию социального обеспечения, ибо никаких других задач на брак и семью Советское государство не возлагало. При этом не было выработано реальных механизмов обеспечения выполнения указанных задач, так что брак и семья в каждом конкретном случае скреплялись исключительно традициями и моралью. Таким образом, надо согласиться с разработчиками КЗоБСО, отказавшимися от терминов «брачное право» и «семейное право», потому что собственно право в этой области присутствовало в виде остаточных явлений и говорить об особой отрасли в данный период было бы просто некорректно.

В 30-е гг. идея отмирания государства по мере построения социализма постепенно сошла на нет. В условиях укрепления государственной власти особое внимание стало уделяться вопросам законности и правопорядка. Изучение причин роста преступности заставило законодателя поменять отношение к семье как ячейке советского общества. Курс на укрепление брачно-семейных отношений определил формирование особого предмета правового регулирования в области семейных отношений. Особенность предмета состоит в тесной правовой связи: 1) отношений, возникающих из сожительства мужчины и женщины, 2) отношений, возникающих из родства, 3) отношений, возникающих из участия государственных органов в целях укрепления брачно-семейных связей.

Формирование отраслевого предмета начинается с капитальной ревизии семейного воспитания в 30-е гг. Детская безнадзорность приводит к значительному росту преступности, что в свою очередь привело к пересмотру вопроса об ответственности родителей за детей. Переломным стал 1935 год, когда была введена административная ответственность родителей за уличное хулиганство и озорство детей93, а также уголовная — за вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность94. Установление уголовной санкции за вовлечение («не ниже 5 лет») говорит о новом взгляде законодателя на образ жизни родителей, дети которых оказались нищими, спекулянтами, ворами и проститутками95. На родителей под угрозой административной ответственности была возложена обязанность обеспечить посещение детьми начальных школ (с 1930 г.)96, частично оплачивать услуги дошкольных учреждений. В случае выявления безучастного отношения

93 Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского Правительства СССР (далее — СЗ СССР). 1935. № 32. Ст. 252.

94 Там же. № 19. Ст. 155.

95 УК РСФСР 1926 г., как и УК РСФСР 1922 г., выделял преступления, особо опасные для советского общества и государства, установлением низшего предела наказания.

96 СУ РСФСР. 1930. № 49. Ст. 479.

к своим детям об этом сообщалось по месту работы родителей и мог ставиться вопрос о помещении безнадзорных детей в детский дом с содержанием за родительский счет.

О новом значении, которое придавалось воспитанию детей и надзору за ними, говорит факт передачи контроля в этой сфере органам НКВД. Так, в 1935 г. комиссии по делам несовершеннолетних правонарушителей при Народном комиссариате просвещения были ликвидированы и воссозданы при управлениях милиции.

Значительным изменениям подверглось регулирование детского алиментирования. В 30-е гг. существенно упрощается порядок определения размера алиментов, ужесточается ответственность за уклонение от выполнения алиментных обязанностей, налаживается учет алиментообязанных лиц.

Таким образом, начиная с 30-х гг. законодателя интересует не только материальная сторона жизни ребенка, но и вообще возможности семьи по его полноценному воспитанию и развитию. В случае необходимости родители могли быть понуждаемы с помощью административных или усилившихся уголовных санкций к добросовестному исполнению своих обязанностей.

Интерес законодателя к брачным отношениям является прямым следствием нового подхода к семье. Санкционированная законом легкость создания и распада брачных отношений повлекла, с одной стороны, дальнейший рост числа неполных семей, с другой — распыленность материальных средств алиментообязанных сторон. Если первый фактор лишь усилил эффект, произведенный войнами и социальными катаклизмами первой трети XX в.97, то последний был вызван принципиальным отказом государства вмешиваться в супружеские отношения. Теперь, очевидно, это невмешательство стало препятствием для упорядочения семейной жизни граждан СССР. Необходимость «закрепить» за каждым ребенком обоих родителей и их материальные средства стала той идеей, которая определила основные мероприятия правительства в брачной сфере в 30-40-е гг.

Есть смысл напомнить эти мероприятия: постепенное усложнение разводов, отказ признавать фактические браки и фактические семьи, введение пособий одиноким матерям (с 1944 г.). За указанными реформами стоит новое отношение Советского государства к браку: законодатель стал рассматривать супругов с совершенно новой для российского права точки зрения — не как христиан, сохраняющих нравственную чистоту друг друга, не как членов сословной группы со специфическим статусом и не как граждан, временно заменяющих собой государство на ниве социального обеспечения. Брак стал считаться фундаментом семейных отношений, необходимым базисом

97 Об этом см., напр.: АраловецН.А. Российское городское население в 1897-1926 гг.: брак и семья: Дис. … д-ра ист. наук. М., 2004. С. 114-115, 171-172, 184, 187, 189.

полноценного воспитания детей. Супруги стали рассматриваться прежде всего как родители, обеспечивающие ребенку возможный достаток и внимание. С этой точки зрения государство интересовало сохранение брачных связей на длительный период, наличие здоровых отношений между супругами, предотвращение утечки супружеских доходов из семьи.

Понимали ли ученые и законодатель указанное соотношение брака и семьи в изменившихся условиях второй половины 30-х гг.? Обратимся, например, к работе Г.М. Свердлова «О предмете и системе социалистического семейного права» 1941 г. Именно ее А.М. Нечаева, авторитетный современный ученый, считает первым фундаментальным и не потерявшим актуальности исследованием по вопросам брака и семьи советского периода. Разделяя гражданское и семейное право, Г.М. Свердлов писал, что эти отрасли регулируют разные стороны социальной деятельности: гражданское — в сфере труда, семейное — в сфере воспроизводства рода98. Рассуждая о супружеской собственности, ученый присоединяется к мнению другого специалиста — М.О. Рей-хеля — и выказывается в том смысле, что главной задачей общности супружеского имущества является создание предпосылок для расцвета института материнства99.

Таким образом, в 30-40-е гг. XX в. предметом брачно-семейного законодательства стала семья — супружеский и родственный союз, основной задачей которого являлось устройство несовершеннолетних детей. Супружеские отношения стали рассматриваться через призму родительских прав и обязанностей. В свою очередь, регулируя отношения детей и родителей, государство было заинтересовано в полной семье со здоровой психологической атмосферой и максимальной концентрацией материальных средств для полноценного воспитания детей.

Новые брачно-семейные приоритеты определили специфику деятельности соответствующих органов и, таким образом, стали причиной формирования специфического метода правового регулирования брачно-семейных отношений. Для обоснования этой специфики необходимо привести некоторые примеры вмешательства государства в брачно-семейные отношения.

А) Побуждение граждан к созданию семей и рождению детей через введение в 1941 г. налога на холостяков, бездетных и одиноких граждан.

Б) Установление государственной регистрации брака как основания возникновения родительских прав и обязанностей. Эта норма звучит в Указе Президиума Верховного Совета СССР 8 июля 1944 г. как запрет одиноким матерям инициировать установление отцовства

98 Свердлов Г.М. О предмете и системе социалистического семейного права // Сов. гос. право. 1941. № 1. С. 65.

99 Там же.

и взыскивать алименты с фактических отцов. Очевидно, что эта мера направлена на защиту интересов детей, родившихся в зарегистрированном браке, поскольку предотвращает распыление средств «загулявшего» родителя. Невысокий уровень заработной платы советских граждан служит оправданием этому запрету. Да, в метриках детей одиноких матерей ставился печально известный прочерк, но ведь установление отцовства ценно не само по себе, а поскольку является основанием возникновения родительских обязанностей, в том числе алиментных и наследственных, из-за которых пострадают имеющиеся «законнорожденные» дети. Таким образом обязательная регистрация брака сохраняла для «законнорожденного» ребенка максимально возможный достаток.

В) Государство говорит последнее слово в решении вопроса о сохранении или расторжении брака (Указ 8 июля 1944 гг.). Особенная роль в бракоразводном процессе досталась суду первой инстанции, который должен был убедиться в возможности или невозможности сохранения семьи. Многочисленные препоны для участников бракоразводного процесса и примирительные функции суда говорят о том, что в интересах детей государство предпочитало «худой брак» «доброму разводу».

Г) Государство установило или усилило административные и уголовные санкции за ненадлежащее воспитание и содержание несовершеннолетних в сочетании с надзором со стороны органов милиции. Подобных понуждающих мер явно не наблюдается в предшествующий период.

Д) Введен упрощенный порядок исчисления алиментов на детей (с 1936 г.). В отличие от волокитного производства, когда сами стороны должны были предоставлять сведения о своем доходе и прожиточном уровне в данной местности, согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 27 июня 1936 г. размер алиментов зависел лишь от количества детей у ответчика. В условиях нормирования заработной платы и значительного сокращения частного сектора экономики выяснение размера заработной платы уже не должно было вызывать сложностей.

Е) Государство установило автоматическую регистрацию алиментных обязанностей трудящихся. Начиная с 1930 г. сотрудники кадровых отделов не только вносили соответствующие записи в трудовые книжки работников предприятий и учреждений, но и сообщали об этом устно в аналогичную службу по новому месту работы алиментщика100. Введение этого нового порядка лучше всего доказывает неэффективность описанного ранее правила, согласно которому сам алиментщик должен был предоставлять необходимые сведения. Ограничения в передвижении граждан СССР из-за введенной паспортной системы усложнили уклонение от уплаты алиментов.

100 Известия Народного комиссариата труда СССР. 1930. № 31—32. С. 662—663.

29

Ж) Унификация законодательства. Твердость нового курса в отношении семьи требовала единого понимания ее задач на всей территории СССР. Нормативные акты, принятые в 30-е гг. в целях укрепления семьи, были изданы союзными органами, а согласно Конституции СССР 1936 г. к ведению Союза ССР относилось издание Гражданского кодекса, где предполагалось поместить раздел «Семейное право». Хотя кодекс так и не был принят, за Союзом ССР в 1947 г. были закреплены права по изданию Основ законодательства о браке и семье.

Приведенные обязанности, запреты, побуждения, ограничения и санкции позволяют, с одной стороны, сравнить императивы 30-40-х гг. и предшествующую максимальную диспозитивность в сфере брач-но-семейных отношений. С другой стороны, видна специфика семейного права, отличающая его от других отраслей. С давних пор имеется немало сторонников той точки зрения, что семейное право не может являться самостоятельной отраслью и должно рассматриваться как часть гражданского права101. Своеобразие метода правового регулирования семейных отношений доказывает прямо противоположное. Начиная с середины 30-х гг. государственные органы впервые начинают весьма активно участвовать в регулировании брачно-семейных отно-шениий. Их деятельность касалась самых ключевых моментов в сфере брака и семьи: вступления в брак и его прекращения, рассмотрения судебных споров между членами семьи, лишения родительских прав и пр. При этом важен не только факт участия органов опеки, ЗАГС, милиции и суда в семейных делах, но и их особая роль, что видно из большинства приведенных примеров. Вряд ли здесь можно говорить о диспозитивности, присущей гражданско-правовому регулированию. С середины 30-х гг. брак перестал быть частным делом супругов, а семейные отношения — личным делом ее членов. В 1941 г. Г.М. Свердлов писал, что государство кровно заинтересовано в каждом индивидуальном семейном отношении102. Можно называть такой подход проявлением тоталитаризма103, но он позволил сократить количество неполных семей, покончить с детской беспризорностью и безнадзорностью в сложный период после Великой Отечественной войны.

Таким образом, в 30-40-е гг. XX в. были заложены основы предмета и метода семейного права. Благодаря этому из отрасли законодательства семейное право превратилось в отрасль права. Логичным следствием должно было стать принятие нового кодифицированного документа, отразившего эту эволюцию. Таким документом явились Основы законодательства о браке и семье Союза ССР и союзных республик 1968 г. В этом нормативном акте впервые была сформулиро-

101 Антокольская М.В. Указ.соч. С. 21; Гражданское право. С. 304.

102 Свердлов Г.М. Указ.соч. С. 58.

103 Антокольская М.В. Указ.соч. С. 74.

вана задача всемерной охраны интересов детей и, как следствие, матерей (ст. 1 Основ). То, что интересы материнства и детства поставлены в Основах выше супружеских, хорошо проиллюстрировано ограничением для мужа возбуждать дело о расторжении брака во время беременности жены и в течение года после рождения ребенка (ч. 5 ст. 14). Воспитание детей Основы считают важнейшим вопросом в жизни семьи, решение которого относится к личным правам супругов (ч. 3 ст. 11). Уход за детьми был признан уважительной причиной для отсутствия собственного заработка, иные причины могли бы уменьшить размер супружеской доли (ч. 2 ст. 12). Интересы несовершеннолетних детей являются согласно Основам причиной отступления от принципа равенства супружеских долей при разделе имущества (ч. 3 ст. 12). Наличие несовершеннолетних детей автоматически переносит бракоразводный процесс в народный суд (ст. 14). Последняя норма особенно важна, так как показывает заинтересованность государства в сохранении семьи как формы устройства несовершеннолетних. К распаду брачных отношений при отсутствии несовершеннолетних детей государство относилось спокойнее, особенно при обоюдном согласии разводящихся. Тогда развод производился в органах ЗАГС (ч. 7 ст. 14), где примирительные процедуры носили значительно более формальный характер. Таким образом, интересы несовершеннолетних (и даже не родившихся) детей во многом определяли по Основам супружеские правоотношения.

Особую роль в деле устройства несовершеннолетних играло по Основам государство. Так, на суд ложилась задача примирения супругов в целях сохранения семьи (ч. 3, 4 ст. 14). Еще одной задачей суда являлось обеспечение интересов несовершеннолетних при вынесении решения о разводе (ч. 6 ст. 14)104. Суд обладал правом устанавливать размер алиментов на содержание детей (ч. 2, 3 ст. 22). В обязанность администрации предприятия, учреждения или организации входило удержание алиментных сумм из заработной платы обязанных к платежу работников (ч. 3 ст. 23).

После принятия Основ и базирующихся на них республиканских кодексов Советское государство все время сохраняло намеченные в 1968 г. ориентиры. Задача устройства несовершеннолетних определила дальнейшее совершенствование семейного законодательства. Так, закон СССР от 22 мая 1990 г. «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты СССР по вопросам, касающимся женщин, семьи и детства» закрепил за народным судом задачу «оздоровления семейной обстановки» в процессе примирения разводящихся супругов. Этот же закон закрепил за детьми возможность самостоятельно обращаться в органы опеки и попечительства за защитой

104 Например, принять решение о взыскании алиментов независимо от предъявления или не предъявления иска об этом.

от родителей в случае их злоупотребления правами105. В постановлении «О практике применения судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака» от 28 ноября 1980 г. Пленум Верховного Суда СССР особое внимание обратил на задачу сохранения семей супругов, имеющих несовершеннолетних детей106.

* * *

Итак, в общих чертах можно представить формирование семейного права в России как отрасли. Канонические нормы, регулирующие вступление в брак и его прекращение, на протяжении многих веков были практически единственным источником брачно-семей-ного права, помимо обычаев, на Руси. Значение этих норм было, однако, невелико, что объясняется спецификой положения церкви в Российском государстве. Уже с XVII в. сословные интересы для государства стали важнее канонических предписаний, но и в более раннюю эпоху влияние церкви было ограничено из-за ее неспособности к эффективной проповеди среди населения.

Установления в сфере брака и семьи, исходящие от светской власти, решали в основном сословные проблемы. Большинство брачно-се-мейных норм, выраженных в законах Российской империи, были посвящены охране и воспроизводству служилых родов, поскольку дворянство на протяжении многих веков являлось опорой самодержавия. При необходимости правительство в тех же целях корректировало своими постановлениями применение норм канонического права. Продворянская ориентация брачно-семейных законов ХУ1—ХШП вв. делала их неактуальными для подавляющего большинства населения страны, бывшего к тому же почти в рабской зависимости до 1861 г.

В XIX в. Свод законов Российской империи был призван аккумулировать весь предшествующий правовой опыт, однако и он не приблизил писаное право к населению, поскольку сохранил узкосословную направленность. Вплоть до начала XX в. для 80% населения единственным источником брачно-семейных норм вполне официально продолжали оставаться обычаи, которые в свою очередь лишь со второй половины XIX столетия стали открываться и изучаться российским юридическим сообществом. Таким образом, за вычетом давно устаревших канонических и сословных норм семейное право к октябрю 1917 г. не могло претендовать ни на какие отраслевые особенности и практически отсутствовало как таковое.

Советская власть почти двадцать лет с 1917 г. принципиально отказывалась вмешиваться в семейные отношения граждан. В это время для крестьянского и городского населения брак и семья сохранялись

105 Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР. 1990. № 23. Ст. 422.

106 Кодекс о браке и семье РСФСР (с постатейными материалами). М., 1991. С. 151.

как привычные формы общежития, которые должны были окончательно утратить свое значение при введении всеобщего социального обеспечения.

Одним из следствий социальных катаклизмов первой трети XX в. стал резкий рост детской и подростковой преступности. Перед Советским государством встала проблема устройства не только беспризорных, но и безнадзорных детей, прежде всего правонарушителей. Решить эту задачу в середине 30-х гг. была призвана помочь семья, которая и по сей день считается идеальной формой устройства несовершеннолетних. Таким образом, отношения, регулирующие семейное устройство несовершеннолетних, стали в 30-е гг. XX в. исторической основой семейного права России. Большинство принятых впоследствии законодательных норм в данной сфере было связано именно с этой задачей. Тогда же наметились основы метода правового регулирования отрасли, который предполагал установление жестких императивов и непосредственное участие государственных органов в защите интересов несовершеннолетних субъектов семейных правоотношений. Основы законодательства о браке и семье 1968 г. и КоБС 1969 г. стали первыми в истории семейного права России кодифицированными актами, которые отразили указанную отраслевую специфику.

Список литературы

1. Законодательство Екатерины II: В 2 т. М., 2000—2001.

2. Нечаева А.М. Семейное право: актуальные проблемы теории и практики. М., 2007.

3. Полянский П.Л. Личные права и обязанности супругов в советском семейном праве // Вестн. Моск. ун-та. Серия 11. Право. 2006. № 5.

4. Goldman W. Z. Women, the State and Revolution. Soviet family policy and social life, 1917-1936. Cambridge, 1995.

Работа подготовлена с использованием СПС Гарант и КонсультантПлюс

3 ВМУ, право, № 2